Глава 1.

Есть люди, которые родились не там,
где им следовало родиться. Случайность
забросила их в тот или иной край,
но они всю жизнь мучаются тоской
по неведомой Отчизне…

Сомерсет Моэм

Я никогда не стремилась и не мечтала жить в Канаде. Эта страна, прославившаяся, как я считала, лишь своей причастностью к хоккею – виду спорта, который не вызывал у меня никакого интереса, как впрочем и все остальные «мужские» виды спорта - представлялась мне холодной, лишенной какой бы то ни было привлекательности, абсолютно безрадостной и безвкусной. Не в том смысле, что у канадцев плохо со вкусом - я об этом даже и не задумывалась. А в том, какой имеют в виду, когда говорят о блюдах британской кухни, например. «Вкусной» - то есть яркой, громкой, веселой, волнующей - для меня всегда была расположенная к югу территория, обозначавшаяся буквами США. Вот к этой стране я питала непонятную слабость с самого раннего детства.

Впрочем, понять, как возникла эта «приязнь» в те самые годы, когда Штаты считались главным врагом Советского Союза совсем не сложно. Матушка моя преподавала английский язык, и, хотя сама по себе никогда не была не только диссидентом, но и вообще поклонником «запада», каким-то образом разбудила во мне интерес именно к Америке чуть ли не в мои детсадовские годы еще. Когда в школе начались уроки английского языка, я обнаружила, что они мне легко даются – до такой степени, что на уроках просто неинтересно было сидеть и слушать, как мои одноклассники мучаются с неправильными глаголами или постоянно запинаются об артикли. При этом я оставалась совершенно равнодушной к рассказам об Англии, о достопримечательностях Лондона и о гениальных творениях Шекспира, Диккенса и Теккерея. Мое сердце навсегда было отдано героям и авторам с другого континента. Сначала это были Марк Твен и Майн Рид. Потом – блистательно остроумный О.Генри. И позже – несколько декадентский Скотт Фитцджеральд и уже обретший твердую популярность в Союзе и статус «иконы», как принято сейчас говорить, великий Хем.

Никто в моем взрослом окружении ни в детские мои годы, ни позднее – «тинейджерские» - не слушал «Голоса Америки» и не читал «тамиздата» и не мог сформировать такое странное для обычного советского ребенка увлечение. Никто и никогда из моих родственников – близких и дальних, а также знакомых – никуда не эмигрировал. Моя непосредственная семья состояла из исключительно законопослушных «совков». Я одна со своим непонятным томлением была среди собственной родни этакой белой вороной. Хорошо еще - не паршивой овцой. Но любовь моя к далекой стране была лишена политической окраски. Она была чистой и незамутненной, как первая любовь школьницы, даже и не задумывающейся о том, что кроме держания за руки и прогулок с предметом ее увлечения существуют какие-то другие, «взрослые» отношения.

Но вернемся в настоящее время. В моей взрослой жизни судьба, побросав меня в разных направлениях как профессионально, так и географически, после очередного зигзага назначила новое место - Торонто. Я, конечно, слышала об этом городе (география, после литературы, была моим самым любимым предметом в школе), но имела о нем весьма поверхностное представление. В ожидании визы «перманентного резидента», решив, что Канада все-таки ближе к Штатам, чем все остальные страны, и что в этом ее несомненное достоинство, я принялась изучить русскоязычные канадские сайты, где и обнаружила это название – Торонтовка. Большого энтузиазма оно у меня не вызвало. Более того, возникли совершенно определенные ассоциации, но не с российскими «прообразами», как следовало ожидать, а с одним из арабских эмиратов, какой бы странной ни показалась данная ассоциация на первый взгляд. Дело в том, что я несколько лет прожила на Ближнем Востоке, в городе и эмирате, прославившемся на весь мир своими стремлениями приблизиться к западному цивилизованному миру, что ему и удалось по большей части. Я имею в виду Дубай. Торонтовка, однако, ассоциировалось с совершенно другой территорией, расположенной неподалеку от Дубая и считавшейся (по крайней мере, еще год назад) самым захудалым местом во всей «эмиратской» федерации. Территория эта называлась Аджман, но среди русскоговорящей публики, которой немало обреталось в этом провинциальном городишке, именовалась исключительно Аджмановкой. Соотечественников привлекала в Аджмановку, как я понимаю, во-первых, самая низкая по всей стране плата за жилье - что предопределялось убогостью окружающей обстановки. А во-вторых (хотя, подозреваю, все-таки ЭТО обстоятельство надо считать первым), наличие совершенно официального ликероводочного, чуть ли не единственного на просторах Аравийском полуострова магазина. Магазин этот имел лицензию на продажу спиртных напитков и был доступен всем без исключения жителям и посетителям такой сугубо мусульманской, несмотря на все ее прозападные замашки, страны как ОАЭ.

Так вот, название Торонтовка порождало совсем нерадостные предчувствия. Я, конечно, знала уже, что Торонто – это самый крупный город Канады, но не в размерах, как известно, дело. Поскольку новое место назначения было связано с очередным замужеством, и, как и подобает жене, я должна была находиться там же, где и вновь обретенный супруг, я решила тревожные реминисценции и ненужные аллюзии просто игнорировать. И правильно сделала, поскольку действительность превзошла все ожидания. А ожидания таки стали постепенно из нерадостных превращаться в совсем иные, поскольку информации о моем будущем месте проживания накапливалось все больше.

Сейчас, прожив уже несколько месяцев в этом городе, могу сказать что название «Торонтовка» с его, академически выражаясь, уничижительной коннотацией, совсем не соответствует действительному положению дел. Да, мне приходилось слышать много не самых лестных эпитетов, описывающих Торонто, но согласись, читатель, что «красота – в глазах смотрящего». Или как говорят носители языка, на котором изъясняются в Канаде: «Beauty is in the eye of the beholder». Да и не только ведь архитектурными изысками и планировкой определяется атмосфера города. Моей дежурной шуткой в последнее время стало выражение: вот всю жизнь мечтала о Нью-Йорке, а приходится жить в Норт-Йорке (один из районов Большого Торонто). На самом деле я нисколько не жалею, что судьба привела меня в эту страну и именно этот город. Более того, я начинаю склоняться к мысли, что так и «задумано» было с самого начала – теми, кто сочиняет где-то там сюжеты наших жизней.

А теперь о том, что же так мило моему сердцу в этом городе. Не могу сказать, что я его досконально изучила, отнюдь. Но то, что видела и где побывала, все это вызывает не просто положительные эмоции, но и удовольствие, радость, а также чувство, близкое к влюбленности. Здесь, несомненно, есть своя особая «атмосфера», и она очень хорошо резонирует с тем, что, простите за некую выспренность и сентиментальность, кроется в моей душе, прячется за «вывеской» вполне уверенной в себе, много повидавшей и везде побывавшей «персоны»… На самом-то деле я белая и пушистая, как говорится… Для меня город, или просто какое-то место, становится своим и близким, когда я чувствую себя в нем легко и комфортно.

Не боясь быть обвиненной в отсутствии патриотизма, могу сказать, что я не люблю Москву. По крайней мере, в ее теперешнем виде. Правда, я и не жила там никогда больше нескольких месяцев, но этого мне было вполне достаточно, чтобы ощутить свою полную чужеродность и несовместимость. Уже упоминавшийся Дубай был мне симпатичен, несмотря на все его противоречия и несуразности, а также мне нравился Милан – здесь я могла бы поселиться, пожалуй, если бы его жители говорили по-английски.

Моя первая встреча с Торонто произошла, когда, получив, наконец-то, визу, я прилетела – так и просится на язык расхожее выражение – на крыльях любви (любви к городу еще не было, но ощущалось некое предчувствие) весенним вечером в аэропорт Пирсон. Я настроилась на долгое стояние в очередях к иммиграционным чиновникам, потому как начиталась на разных сайтах историй о сложной процедуре прохождения паспортного контроля. Однако отлаженность и быстрота процесса приятно удивили меня. Очень быстро я оказалась в объятьях встречавшего меня мужа, а потом в машине, едущей к дому, в котором мне предстояло отныне жить. Пока мы ехали, я пыталась рассмотреть мелькавшие за стеклом пейзажи и понять, какие чувства они у меня вызывают. Пейзажи, скажем прямо, были не самыми живописными, но я им это простила. Не в пейзажах дело, думала я, и была права. Мне предстояло знакомство с новым местом, новой страной, новыми людьми, и это само по себе было волнующе. Я еще не знала, что именно увижу здесь, и как это во мне отзовется, но предчувствия захватывающего романа с незнакомым городом уже грели душу. Я и представить себе не могла – любительница модерна и постмодерна в архитектуре - что буду очарована звуками и запахами такой старой улочки, как Ронсесвейлс. Я оказалась в том районе по делам, спустя месяц после приезда, и так прониклась духом старой Польши, витавшем над этим пространством, где проживают этнические поляки, что решила пройти несколько кварталов пешком. Шла себе и представляла, что иду по улочкам Вроцлава или Лодзи, а вокруг звучала польская речь, и вкусно пахло из многочисленных кафешек.

Я не знала еще, что буду ходить по магазинчикам Маленькой Италии и прислушиваться к таким знакомым модуляциям в разговорах продавцов и покупателей-итальянцев, и смаковать уже почти забытые словечки. Не догадывалась, что окажусь на улице Чёрч во время карнавальной суматохи шествия геев, и буду купаться в волнах «прикольности» и всеобщей «балдежности» этого мероприятия. Что приду на площадь «Натан Филипс» во время джазового фестиваля и услышу, как гармонично, как ни странно, звучат речевки рэпперов и перебивающие их джазовые синкопы! Не предполагала, что буду заинтригована таким необычным местом как «Дистиллари Дистрикт» с его мрачноватыми кирпичными строениями - настоящими шотландскими винокурнями позапрошлого века – пропитанными духом богемы. Я уж не говорю о том восторге, какой вызвали у меня Ниагарские водопады. Я и понятия не имела, что на самом деле их два, и что «наш» - канадский – покруче американского будет. Но все это было впереди, а пока «я ехала домой, душа была полна…», а глаза читали названия улиц, и в названиях этих было так много знакомого – Диксон Роуд, Уэстон, Лоренс Авеню, что казалось – да, я действительно еду домой…