Часть 3.

Самир в этот день, как, впрочем, и во все остальные, не должен был находиться в отеле «Ла Лагуна». Но его широкой натуре претило подчиняться строгим конспиративным правилам, принятым в тайной организации, членом которой он являлся вот уже несколько лет. Организация эта проповедовала радикальный ислам как единственно верное мировоззрение, и объявило войну той части человечества, которая придерживалась иных взглядов.

Самир отнюдь не был типичным арабом-мусульманином. Да, тот факт, что его родная Палестина не являлась суверенным государством, со всеми вытекающими отсюда последствиями, отзывалась болью в его сердце патриота. Именно поэтому он почти подростком вступил в ряды фронта освобождения Палестины, несмотря на сопротивление со стороны родителей. Однако, университетское образование, полученное впоследствии благодаря деньгам и воле отца, научив способного студента, свободно говорившего на трех языках, принципам делового администрирования, сделало его мышление весьма критичным. Особая критичность проявлялась, когда дело касалось таких вопросов как религиозная нетерпимость или слепое следование заповедям Корана. Все эти джихады и интифады сами по себе мало волновали умного и не лишенного авантюризма араба. В душе своей Самир был революционным романтиком и искателем приключений. Он ценил радости жизни, особенно если их приходилось завоевывать – в этом он находил особую прелесть.

Оказавшись в Дубае – настоящем оазисе западного мироустройства посреди аравийских пустынь – и устроившись на престижную должность в крупную международную компанию, Самир вдруг загрустил. Слишком стерильной казалась ему его собственная счастливо складывавшаяся жизнь. Успешная карьера, заботливая жена, приходившаяся ему дальней родственницей и выбранная когда-то родителями в качестве невесты для сына, но абсолютно не вызывавшая у него эмоций - все эти слагаемые благополучия, о котором мечтают многие, не порождали у него ничего кроме скуки. Тот факт, что Эмираты считались самым безопасным местом в мире, поскольку в этой маленькой стране все просматривалось и контролировалось полицией, вызывал у него раздражение. Его мятущаяся душа переполнялась ностальгий по годам мятежной юности, и жаждала активного действия и риска. Поэтому когда судьба неожиданно столкнула его с одним из идеологов тогда еще мало кому известной организации под названием «Аль-Каеда», он понял, чему должен посвятить себя.

Самир всегда добивался успеха в том деле, за которое брался. По прошествии нескольких лет, которые он провел, путешествуя по миру, контактируя с боевиками и координируя сеть ячеек на Ближнем Востоке, он стал важной персоной среднего звена в организации. После ареста руководителя испанской группировки Имада Яркаса, осужденного на 25 лет, Самир был назначен на его место и возглавил отряд боевиков, занимавшихся подготовкой терактов на территории европейских государств. Именно здесь, на этом поприще, не ведавший страха перед смертью и в грош не ставивший жизни других людей, он чувствовал себя на своем месте.

Тщательно спланированная в верхах операция, предполагавшая организацию новой серии взрывов, на этот раз в Барселоне и Валенсии, находилась в стадии завершения. Самир устал от бесконечных наставлений своих шефов и решил слегка развеяться. В конце концов, здесь, на испанской земле, в штаб-квартире своей ячейки он был самым главным и мог позволить себе устроить день отдыха накануне «фейерверков». Устроившись за столиком кафе в холле «Ла Лагуны», он обратил внимание на пару, расположившуюся неподалеку. Было что-то очень знакомое в силуэте сидящей к нему спиной женщины: прямая осанка, копна пышных каштановых волос, плавный поворот головы… Самир замер, увидев знакомое лицо. Это была она – единственная женщина в его жизни, из-за которой он терял когда-то сон и покой, но которая так и не стала принадлежать ему, в отличие от десятков других, встречавшихся во время его постоянных разъездов и скрашивавших вынужденное одиночество этого путника в ночи.

Лиза в Испании! Что делает она в этой стране? Вероятно, отдыхает с каким-нибудь бой-френдом, а то и мужем. Какая-то невыразительная внешность была у сидевшего рядом с ней человека. Он был совсем не похож на русского. Русских на испанских курортах видно издалека - Самир хорошо изучил эту публику. Да и говорят эти двое, похоже, по-английски. У Самира был очень тонкий слух, к тому же он умел читать по губам. Скорее всего – «бритт», выглядит как нечто среднее между Чарльзом, наследником престола, и Тони Блэром. Один из тех, кого больше всего ненавидел палестинец.

А в это время по другую сторону гостиничного холла в головах двух других участников этого странного хепенинга, собравшего вместе столь разных, но связанных незримыми нитями людей, царил полный сумбур. Йен, приложивший немало сил для того, чтобы Лиза оказалась в Испании и успешно сыграла роль, отводившуюся ей в деле ареста Самира, был поражен неожиданным появлением палестинца в «Ла Лагуне». Согласно его данным, тот должен был находиться на конспиративной квартире в Торребьехе, а не шляться в открытую по отелям Аликанте. Но Йен знал о непредсказуемости поведения и импульсивности своего «подопечного», обширное досье которого он скрупулезно изучил, а также о его зверином чутье, поэтому ситуация, казалось бы, продуманная в деталях, могла в любой момент выйти из-под контроля. Вот вам и подтверждение пословицы: speak of the devil and he is sure to appear – на ловца и зверь бежит.

Все последние дни, проведенные с Лизой, Йен мучился сомнением: стоило ли ее подвергать опасности. Согласно первоначальному замыслу, именно здесь в «Ла Лагуне», на встрече с его якобы испанскими коллегами, ее должны были посвятить в детали антитеррористической операции. Предполагалось, что при виде фотографий несчастных жертв прошлогодних взрывов на мадридском вокзале и душераздирающих подробностей кровавой деятельности группы Самира, Лиза согласится выступить в качестве своеобразного «живца» в охоте на крупного и опасного хищника, каким стал бывший менеджер по маркетингу в последние годы. Несмотря на то, что безопасность Лизы должна была гарантироваться незримым присутствием отборных спецназовцев из объединенного отряда испанской полиции и британских спецслужб, уверенности в стопроцентном успехе акции не было. Особенно при данном раскладе, когда главная роль в «спектакле» отводилась не профессионалу, а женщине, пусть даже очень не глупой и способной на благородные порывы и отчаянные поступки, как это стало ясно, но все-таки происходившей из сугубо мирной жизни.

Йен, привыкший подчинять свои чувства рассудку, находился в растерянности. Хладнокровно рассчитавший все ходы предстоящего действия еще до встречи с Лиз, теперь он и на минуту не мог представить, что ему собственноручно придется посылать ее то ли на возможную гибель, то ли в объятья этого безжалостного авантюриста, погрязшего в преступлениях. И вот сейчас, с неожиданным появлением на сцене «зверя», который был, несомненно, вооружен, он - ловец - должен был принять единственно верное решение.

Лиза, почувствовав руку Йена на своем локте, невольно подчинилась движению, сорвавшему ее со стула, и уже в следующее мгновение оба они находились в машине, мчащейся в сторону аэропорта. Она порывалась сказать, что все поняла, не надо ее держать за дурочку, и согласна помочь Йену, но тот не хотел ничего слушать. Он принял решение. С Самиром разберутся и без Лиз. Ему хотелось побыстрее отправить ее в отдаленное безопасное место, потому что в тот короткий миг, когда пересеклись их взгляды, он успел заметить, каким пламенем полыхнули глаза палестинца при виде Лиз. Йен понимал, что чувство, которым он руководствовался, принимая свое решение, было очень похоже на ревность, но тут уж ничего нельзя было сделать. «Очаровательная Лиз» сумела таки очаровать бывшего английского копа. Как ни противился он нежности, все сильнее с каждым днем заполнявшей его душу, ничего не получалось. И ровным счетом ничего он не мог поделать с той горячей волной, что окатывала его изнутри каждый раз, когда Лиззи прикасалась к нему своими тонкими пальцами, или приникала теплыми влажными губами к его губам. Стойкий оловянный солдатик, каким всегда считал себя Йен, плавился в огне неведомых ему ранее страстей, сомнений и влечений.

Лиза летела в направлявшемся в Москву самолете, на который Йен сумел достать билет за полчаса до отлета, и пыталась привести в порядок чувства и мысли. Итак, ей просто заморочили голову, запудрили мозги, и чуть было не сделали марионеткой, участвующей в чужих играх. Хотя, почему, чужих? То, что рассказал Йен о Самире и его «подвигах», пока они ехали в аэропорт, касалось всех и каждого. Она хорошо помнила ужас, с которым наблюдала за крушением дымящихся башен, глядя на экран телевизора в тот страшный день 11 сентября. Хотя Лиза и понимала, что могла подвергнуться опасности, окажись она в роли приманки во время ареста своего бывшего арабского поклонника, ей было обидно, что Йен так стремительно избавился от нее. У них впереди оставалось еще две ночи, и мысль о том, что уже больше никогда ничего не будет у нее с этим внешне очень сдержанным (о, она-то знала, что скрывается за этой сдержанностью) англичанином, доводила до слез. Промокнув салфеткой глаза, Лиза стала вспоминать, что там говорила Алина про формулу нелюбви. Очень кстати было сейчас собрать воедино все недостатки Йена и убедить себя в том, что не стоит он ее слез и страданий.

Рассмотрим внешность - высок и хорошо сложен. При мысли о том, что еще сегодня утром она находилась в его объятьях, и это было в последний раз, Лиза опять залилась слезами. «Уймись!» - наконец приказала она себе и начала инвентарную опись недостатков отвергшего ее, как она считала, любовника. Среди этих недостатков почетное место занимали оттопыренные уши - как у Тони Блэра, мысленно отметила Лиза, и длинноватый нос - как у принца Чарльза, усмехнулась она. Вот есть что-то одинаково противное во всех этих англосаксах, злорадно подумала Лиза. Она добавила к перечню изъянов Йена его болезненный перфекционизм, как определила она для себя некое патологическое стремление англичанина к порядку и организованности, изрядно раздражавшее ее. Да, она понимала, что профессия наложила отпечаток на его характер, но ее лично подобный педантизм выводил из себя. Лиза осознала, что «формула нелюбви» начинает работать, и грустно усмехнулась. «У меня сегодня много дела: надо память до конца убить», - вспомнились строчки Ахматовой. Чтобы до конца убить память об этих волшебных днях и ночах, что она провела с Йеном в маленьком испанском городке на берегу моря, ей предстояло приложить еще немало усилий.

Самолет приземлился в Шереметьево-2 под звуки аплодисментов довольных пассажиров, и Лиза включила свой мобильный телефон. Никто не знал, что она очутилась в Москве – вот так внезапно, без багажа. Йен обещал выслать в Дубай оставшиеся в отеле вещи. А сейчас следовало предупредить маму и дочку о своем неожиданном приезде. Проходя через паспортный контроль (она всегда носила паспорт с собой в сумке, что и навело Йена на мысль немедленно отправить ее из Испании в любую другую страну, каковой при известном визовом режиме, не считая Эмиратов, могла быть только Россия), Лиза услышала переливчатую трель своего мобильника. Номер не определялся, звонить мог кто угодно. Она приложила к уху миниатюрный «самсунг» и почувствовала, как сердце подпрыгнуло к горлу и бешено забилось. Этот восхитительный баритон, околдовавший ее еще в тот раз, когда она впервые услышала его по телефону - казалось, вечность прошла с тех пор – произнес три коротких слова, которые начисто перечеркнули всю работу по убиванию памяти, с таким старанием проделанную Лизой во время перелета по маршруту Аликанте – Москва.