Из разговоров…

Объявление в русской газете:
“Сватаю только высоко эрудированных и интеллигентных людей, хорошо устроенных. Строгий отбор”.

Звоню больше из любопытства проверить уровень своего интеллекта. Отвечаю на вопросы: откуда, сколько лет в Америке, кем работаю, какая зарплата и сколько мне лет. В конце сваха говорит:
— Вы меня простите, но я вас сватать не буду. У вас всё как у меня, и тот, кто подходит вам, подходит и мне, а я весь этот бизнес устроила ради того, чтобы найти себе того, кого я хочу. Знаете что, вы так мне нравитесь, давайте поедем вместе в отпуск, на чёрта нам нужны эти поганые мужики, разве с ними отдохнёшь?

АННА

 В русской газете объявление было заманчиво написано по-английски: “Party for singles” . Цена пятнадцать долларов за вход, бокал сухого вина, танцы. Ну что ещё нужно одинокому человеку в субботу? Как было написано в объявлении, устраивала всё это удовольствие некая Анна. Телефон был указан. Я позвонила. По голосу Анна напомнила комиссара из “Оптимистической трагедии”. Сразу на “ты”. “Приходи, принеси деньги, поговорим”,  — скомандовала Анна, и я пришла, благо жила она недалеко от моего дома. При встрече Анна, ростом выше среднего, с прической а la Марика Рокк из “Девушки моей мечты”, была похожа не то на огромную буфетчицу, не то на громилу-бандершу, или на то и другое.
 — Значит, так, — заявила Анна без предисловий, — я сватаю за сто долларов, пока не выйдешь замуж, хоть всю жизнь, но если после свадьбы разведешься, плати опять. А пока посмотри альбом. — И с этими словами Анна вытащила толстенный, тяжеленный альбомище с фотографиями всех женихов, которые уже заплатили сто долларов.
 Я открыла первую страницу. С фотографий улыбались мужчины всех возрастов, многие были с детьми, а некоторые, как ни странно, со своими бывшими жёнами. “Ничего удивительного, — пояснила сама себе я, — надо было дать фотографию, на которой хорошо смотришься, а лучше всего многие мужчины выглядят рядом со своими жёнами, сами того не сознавая”. Чем больше я листала альбом, тем тоскливее становилось на душе. То тут, то там попадались знакомые лица, и я уже знала, что таится за их очаровательными улыбками. “Нет, — решила я, — не хочу, чтобы меня листали за сто долларов, уж лучше я как-нибудь сама”. Я заплатила пятнадцать долларов и получила билет на ближайшую субботу.
 Вечер для одиноких начинался в 5 часов, и, когда я шла, было ещё светло и солнечно. Чувствовала я себя тревожно и приподнято, хотелось танцевать. Вечер проводился в маленьком ресторанчике, где столиков оказалось мало, а народу много. 
Анна, в красном бархатном платье, ещё больше делающем её похожей на бандершу, встречала всех у входа. Её пышная желто вытравленная причёска возвышалась над толпой. Меня посадили за столик, где уже сидело пять человек: трое мужчин и две женщины. Компания подобралась на редкость симпатичная. Мы сразу же все перезнакомились, открыли обещанную бутылку вина. Женщины, уверенные в себе, держались дружелюбно и непринуждённо и не смотрели на окружающих мужчин как пантеры на добычу. Мы шутили, болтали, смеялись и чувствовали себя просто превосходно.
 Заиграла музыка, и наши галантные кавалеры пригласили нас всех на первый танец. Как только мы начали танцевать, за наш освободившийся столик сели четыре непонятно откуда взявшиеся тётки, с золотыми зубами, в цветастых платьях и блестящих шалях. Тётки были такого размера, что весь стол  исчез под их могучими грудями и локтями, а сидеть они могли только широко расставив ноги, а потому вчетвером заняли всё пространство, которое мы занимали вшестером.
 Танец кончился, и мы подошли, вернее, протиснулись, к нашему столику. “Ничего не знаем, — громко забазарили  толстухи, сверкая зубами, — хозяйка деньги брала, хозяйка посадила!” — “Но поймите, — пытались возразить мы, — это наш стол, мы тоже платили, вот наше вино!” — “Ничего не знаем! — с резким восточным акцентом галдели нахальные тётки, — хозяйка деньги брала, хозяйка посадила!” Мы растерянно оглядывались, но знакомые желтые кудлы хозяйки бесследно исчезли. Вокруг кишела толпа. Вдруг барабанщик ударил в медные тарелки, и незнакомый мужской голос объявил: “Одиночки, покупайте ужин или уходите!” Толпа заметно заволновалась. Считать себя “одиночкой” было неприятно. Ужинать никто не собирался, тем более в такой дыре. “Повторяю, — продолжал угрожать тот же бас, — одиночки, покупайте ужин или уходите!”
 Я почувствовала себя  щепкой в море. Толпу будоражило. Мест за столом не было. Мужчины на скорую руку выхватывали из толпы женщин, предлагая им поужинать. Потные, раскрасневшиеся избранницы продирались сквозь толпу, нещадно круша свои тщательно подобранные туалеты. Боясь воров, они на вытянутых вверх руках держали свои сумки, то и дело, задевая ими по лицам и причёскам окружающих. Слышались отборная брань и счастливое хихиканье. Мой кавалер куда-то исчез. Женщины, такие как я, которых никто не выхватил, растерянно озирались по сторонам, не зная, куда приткнуться. Меньше всего хотелось ужинать. “Объявляю в последний раз, — прозвучал всё тот же грозный голос, — одиночки, заказывайте ужин или покиньте зал, больше предупреждать не буду!” По интонации я поняла, что угрожающий бас не шутит.
 С трудом протиснувшись сквозь толпу, я устремилась к выходу, не видя и не слыша ничего вокруг, с одной только мыслью — скорей отсюда! Вся истерзанная, помятая, всклокоченная, я вылетела на улицу, на ходу подобрав свою сумку и курточку. Я так разволновалась, что даже не могла сообразить, где я и в какую сторону надо идти домой.
 — Какой ужас, — услышала я знакомый голос и узнала свою симпатичную соседку по столику. — И самое неприятное, — продолжала она, — что так можно совершенно потерять уверенность в себе!
 — По-моему, я уже потеряла, — призналась я сквозь слёзы.
 — Да что вы! — возмутилась симпатичная соседка. — Ни в коем случае! Дело совсем не в вас! Вы что, не видите, куда вы попали?
 — Не попала, — поправила я её, — а попалась, но больше не попадусь!
 И с тех пор на “Party for singles” никогда не хожу.

 Из разговоров…

—  Ну, пожалуйста, выпейте со мной рюмочку! 
— Извините, не могу, у меня от этого давление скачет.
  — Ну, надо же, как мне не везёт! Только что похоронил жену, которая умерла от гипертонии, и нате вам опять!

ПРОФЕССОР

 Профессора прислала сваха. Он ей поручил найти достойную его званию женщину, и она нашла меня по неизвестным каналам. Профессор один раз сказал мне, как его зовут, и на каждом шагу повторял, что он — профессор, поэтому имя я забыла, а то, что он был профессор, помню до сих пор.
Жил учёный “жених” за городом, но, по его словам, очень близко от Нью-Йорка, в роскошном комплексе, где имелось всё: от кинотеатра до спортивного клуба.
В ближайшую субботу у меня были какие-то дела в Манхэттене, и профессор предложил заехать за мной, чтобы познакомиться лично. Мы встретились на ступеньках Публичной библиотеки, и он повёз меня к себе в комплекс. Там было очень красиво. Все здания стояли в парке, приятно пахло чистотой и цветами.
 Мы гуляли по парковым аллейкам, и профессор рассказывал мне свою историю. Приехал он десять лет назад с женой, учительницей музыки, но учеников здесь, в Америке, найти не удалось, и она решила стать программисткой. Окончила  курсы и даже на работу устроилась, а программировать не смогла. Наняли дублёра, который за неё делал задания, подсказывал, учил, но всё без толку. Работать самостоятельно никак не получалось. Профессорская жена плакала и говорила, что жизнь её в Америке не удалась, потому что профессионально она не состоялась.
 — Я утешал её, — рассказывал профессор, — зачем тебе это программирование? Ты — моя жена, я профессор, чего тебе не хватает? Сиська и писька есть, что ещё нужно? 
 “Интересная постановка вопроса в профессорских устах”, — подумала я.
— Так и жили, — продолжал профессор, — вернее, не жили, а мучились. Слёзы, истерики, головные боли… Надоело мне всё это, плюнул и ушёл. Теперь вот живу один, но скучно, хочу иметь рядом близкого человека. А теперь вы о себе расскажите. Вы ведь программист, как работается?
— Понимаю ваше беспокойство, — усмехнулась я, — ничего, обхожусь без дублёра, и если плачу, то по другому поводу. А вы, простите, в какой области профессор?
— В программировании, — ответил профессор.
“Вот так совпадение!” — отметила про себя я, а вслух спросила:
— Что же вы не могли помочь своей жене? Научили бы её, как своих студентов, она бы не плакала!
— Она сумасшедшая, ну её, никто ей не поможет, — отмахнулся профессор. — Пойдёмте дальше гулять!
Мы вышли из парка и пошли по чистеньким аккуратным улочкам городка. Откуда-то очень вкусно пахло, и я вспомнила, что не ела с утра. Мы шли мимо пиццерии. Я замедлила шаг и вопросительно посмотрела на профессора.
— Я совершенно не голодный, — угадал он моё желание.
— Позвольте, я куплю себе пиццу, — сказала я.
— Пожалуйста, — с готовностью согласился профессор.
Пока я ела, профессор читал мне лекцию о моральном 
облике женщины в его понятии. 
— Если женщину на свидание привезти, потом увезти, да ещё и кормить обедом в ресторане, то получается, что она кто? Проститутка! Женщина должна на свидание приехать сама, потом уехать сама и любить бескорыстно, а не за обед!
“Хочу быть проституткой! — подумала я, уплетая пиццу. — Мне совсем не улыбается мотаться полтора часа в один конец на метро и автобусе, тратить четырнадцать долларов на проезд да ещё бескорыстно любить какого-то зануду на голодный желудок!”
— В таком случае, увы, мне сейчас же придётся уехать! — вздохнула я, сделав невинной лицо.
— Почему?  — удивился профессор.
— Потому что скоро стемнеет, а ехать в темноте на общественном транспорте я боюсь!
— Я довезу вас до метро в Манхэттене, — великодушно согласился профессор. — Побудьте ещё немножко!
— Хорошо, — милостиво кивнула я, а про себя подумала: “Через полчаса — домой!”
Погуляли, посмотрели все спортивные сооружения, поплавали в бассейне. Всё чинно, благородно и очень скучно. Хотелось домой. Профессор повёз меня сам, как обещал. Подъехав к метро, он остановил машину и повернулся ко мне:
— Вы мне подходите. Всё-таки я — профессор и встречаться с какой-нибудь маникюршей из Бобруйска мне не годится!
— Почему? — наивно улыбнулась я. — Сиська и писька у неё, может быть, даже лучше, чем у программистки из Ленинграда, а что вам ещё нужно?
— Ты воображаешь себя очень остроумной, — почему-то перешёл на “ты” профессор, — а на самом деле просто вульгарна!
— С обратным приветом! — съехидничала я, хлопнула дверцей машины и пошла в метро.
 
Из разговоров…

—  Давайте встретимся в выходной день. 
—  Давайте, а что будем делать?
—  Лежать.
— Как лежать? Сразу лежать?
— Да вы не бойтесь! Я вас не трону! Просто я очень люблю лежать. У меня свой винный магазин. Покупателей мало. Так я сзади поставил кресло-кровать и телевизор и весь день лежу, с восьми утра до десяти вечера. Так, знаете, устаю, что в свой единственный выходной хочу только лежать. Приходите, а?

ВОЛОДЯ

 Володя из Киева для  души играл на скрипке в симфоническом оркестре, а для всего остального работал шофёром. По его речи и внешнему виду догадаться, что в его заскорузлых руках может петь скрипка, было просто невозможно. 
 Первый раз мы встретились приятным нежарким летним днём у моего дома и решили пойти погулять, просто так, куда глаза глядят, поэтому шли, болтая о том, о сём. “Направо, теперь налево”, — время от времени направлял меня Володя. Я молча повиновалась, удивляясь, ведь договорились идти в никуда! “Мужчина даже на бесцельной прогулке не может, чтобы не руководить! — подумала я. — Ну ладно, пусть поиграется, какая разница, куда идти?”
  — Стоп, — внезапно скомандовал Володя, — а вот и мой дом, зайдём на минутку?
 “Доигрались!” — с досадой отметила я в душе, только теперь осознав всю меру своей наивности в недооценке противника.
 Мы молча стояли у подъезда, глядя друг на друга, как два шахматиста перед матчем. “Сначала зайди на минутку, потом сядь на минутку в кресло, а потом это кресло окажется кресло-кровать”, — с ненавистью подумала я и с самой очаровательной улыбкой спросила:
 — Зачем? Погода отличная, пойдём гулять дальше.
 — Вы понимаете, — проникновенно произнёс Володя, — моя мама в госпитале, и мы договорились с ней, что я позвоню в это время, зайдём только на минутку, а?
 Трогательная забота о больной маме окончательно усыпила мою бдительность, и мне даже стало как-то неудобно за свои агрессивные мысли.
 Мы поднялись в квартиру. В комнате, кроме кровати и телефона, который стоял на полу, не было абсолютно ничего. Володя действительно опустился на корточки перед телефоном, а мне галантным жестом указал на кровать, мол, садитесь, пожалуйста. Садиться в кровать не хотелось, и я растерянно стояла посредине пустой комнаты. Володя потыкал пальцем по кнопкам, внимательно послушал, повесил трубку, снял её, опять потыкал по кнопкам, послушал и с безнадёжным видом опустил трубку на рычаг.
 — Странно, — пробормотал он, — госпиталь не отвечает, наверное, я номер перепутал!
 — А мама? Она ведь ждёт звонка, волнуется!
 — Да ладно, её сестра навестит, мы так договорились, — как-то подозрительно беспечно ответил Володя и пошёл на меня.
 Я, как бы заинтересовавшись видом из окна, сделала шаг в противоположную от Володи сторону. Володя поменял направление и двинулся наперерез. С невинно-застывшими лицами мы кружили по комнате, как два бойца каратэ. Неожиданно спиной я почувствовала стену, дальше отступать было некуда, и Володя сграбастал меня сильными ручищами шофёра. “Вот так нежные руки скрипача!” — почему-то молниеносно пронеслось у меня в голове. Мы молча боролись.
 — Ну, чего ты целкой-то прикидываешься, — тяжело дыша, процедил Володя, — сама, небось, рада, а толкаешься! 
 Я вырывалась с такой силой, что не могла даже отвечать. Внезапно Володя перехватил мой взгляд и неожиданно меня отпустил.
 — Ну и глаза, — выдохнул он, — какие-то татарские!
 Я знаю, у меня в лице это есть. Когда сержусь, как говорит моя дочка, у меня в каждом глазу по самураю. В данную минуту, я думаю, в моих глазах было по самураю с нагайкой.
 — Сядь, — скомандовал Володя.
 — Убью! — процедила я сквозь зубы.
 — Сядь, не трону. Ну, сказал, не трону, значит, не трону. Сядь! — повторил он, отдуваясь. 
 Я прислонилась к тому, что мы привыкли считать подоконником, сделала вид, что села. Володя опустился на кровать и потёр себя по груди.
 — Помрёшь тут с тобой! — проворчал он сквозь одышку.
 — А ты не лезь, здоровее будешь! — зло огрызнулась я, — Давай, отдышись и веди меня домой, Сусанин, а то прыгну сейчас в окно, а тебе потом отвечать!
 — Ты с ума сошла? — не на шутку испугался Володя. — Отойди от окна, ненормальная, сказал же, не трону, поговорить надо!
 — Не о чём мне с тобой разговаривать, — отрезала я, — веди домой!
 — Да погоди ты, я серьёзно. Слушай меня внимательно. Баба ты неплохая, я вижу, и порядочная. Значит, так. Видишь, у меня нет ничего. Я сейчас должен новую квартиру получить, государственную, ну, знаешь, платить от дохода. Так вот: одному мне что дадут? Еле-еле с одной спальней, а то и в студию могут засунуть. А если поженимся, да у тебя еще дочка, то спокойно можем взять две-три спальни. Платить будем с твоей зарплаты, значит, немного, а я буду работать только за наличные, соображаешь? Страховку на медицину ты мне обеспечишь, и заживём как боги! Теперь смотри: ты умрёшь — всё мне останется, я умру — всё тебе, а поскольку у меня уже было два инфаркта, ждать тебе долго не придётся. Договорились?
 — Нет, — покачала головой я.
 — Почему? — оторопел Володя.
 — Замуж я за тебя не хочу, вот почему!
 — Ты что, дура? — взорвался Володя. — Я тебе дело говорю, дело, а ты мне “замуж не хочу”! Ты только подумай, что я тебе предлагаю!
 — Ну, хватит, домой хочу! — и я решительно направилась к двери.
 Всю дорогу домой Володя орал “дура” на всю улицу. Я шла с каменным лицом, как будто это относилось не ко мне. Около моего дома Володя встал в дверях:
 Слушай, опомнись, сколько тебе лет?! Неужели ещё не надоело одной мыкаться и всё на себе тянуть? Ты, можно сказать, в лотерею выиграла, что меня встретила, а ведёшь себя как дура малолетняя!
 — Значит, ты мне предложение делаешь? — насмешливо уточнила я.
 — Делаю, — в тон мне язвительно осклабился Володя.
 — В таких случаях хотя бы цветы покупают, а не дурой обзывают! — отрезала я, хлопнула дверью и ушла домой.
 Минут через двадцать раздался входной звонок. Ничего не подозревая, думая, что вернулась моя дочь, я открыла дверь, и в лицо мне полетел огромный букет цветов. Такого со мной ещё не было.
 — Дура романтичная! — услышала я из лифта. Рассыпанные цветы валялись по всей прихожей. 
 Вечером позвонила моя тётя. Мы её называем “картошечка-морковочка”, потому что она говорит так: ”Возьми ложечку, сядь за столик, я тебе сейчас супику налью в тарелочку. Супик вкусный, с картошечкой, с морковочкой!”
 Я рассказала “картошечке-морковочке” про самое оригинальное предложение, которое я когда-либо получала. “Господи! — вздохнула “картошечка-морковочка”. — Нам ещё только трупика не хватало!”
 “Трупик”, как с лёгкой руки тёти мы с дочкой прозвали Володю, позвонил на следующий день и орал мне “дура” до тех пор, пока я не повесила трубку. На этом всё кончилось. Как мне потом рассказали, Володя получил студию, а я до сих пор живу как дура.

Из разговоров…

—  Ну, пожалуйста, дорогая, так хочется провести с вами часа полтора в интимной обстановке. Приезжайте ко мне, очень вас прошу. Только, пожалуйста, покушайте дома, а то мне вас кормить нечем, и я не хочу, чтобы вы от голода грызли свои перчатки! 

МИШИ

 Мишей было два.
 Миша первый был вдовец. Его прислала подруга моей мамы, с которой он вместе преподавал в Нью-йоркском университете. Ростом он был примерно метра полтора, худенький, с красивым нервным лицом и при ходьбе чуть прихрамывал. Разговаривал Миша очень строго. “Имейте в виду, — предупредил он меня ещё по телефону, — я не люблю толстых”. — “По-моему, я не толстая”, —возразила я. —“По-вашему не толстая или не толстая?” — настаивал Миша. “Не толстая!” — уверенно заявила я и, на всякий случай, уже ничего не ела до конца дня.
 Назавтра Миша пришёл в гости.
 — Здравствуйте, а вы не толстая! — заметил он, входя в квартиру.
 — Я же вам обещала! — гордо сказала я со вздохом облегчения, глядя на Мишу сверху вниз.
 Пока Миша гулял по квартире, я незаметно переодела туфли и стала пониже сантиметров на пять, но всё равно на полголовы выше, чем Миша.
 — Давно одна? — спросил Миша.
 — Давно. А вы?
 — Недавно, — мрачно ответил Миша. — Мы с женой жили с моей мамой в одном подъезде. Она на четвёртом этаже, мы на третьем. Уехал в командировку на неделю. Приезжаю — дома никого нет. Звоню маме, спрашиваю: где Рита? А Рита умерла, говорит, ещё в четверг похоронили.
 От неожиданности я села и уставилась на Мишу.
 — Так не бывает!
 — Бывает, —пробурчал Миша, — они всегда не ладили, а у Риты было плохое сердце.
 “Так, — подумала я, — маму я уже не хочу”.
 — Вы живёте одна? — как бы между прочим поинтересовался Миша.
 — Нет, — удивилась я, — разве вам не сказали, что у меня дочь четырнадцати лет.
 — Ну что ж, — усмехнулся Миша, — ещё год-два, и вы от неё избавитесь.
 — Как избавлюсь? — воскликнула я. — Я совсем не хочу от неё избавляться, и потом она ещё маленькая.
 — Маленькая! — насмешливо повторил Миша. — Джульетте было четырнадцать, между прочим!
 — Пример неудачный, — съязвила я.
 — Почему? — вскипел Миша. Его явно раздражало моё нежелание избавиться от дочки.
 — А потому, — назидательно ответила я, — что, как известно, Джульетта плохо кончила, “нет повести печальнее на свете”, — помните? А послушай она маму, жила бы долго и счастливо.
            — Оригинальная трактовка! — буркнул Миша. Настроение у нас обоих было испорчено, беседа не клеилась, мы быстро распрощались, и Миша ушёл.
Маминой подруге он сказал так: “Женщина симпатичная, но её нездоровая привязанность к дочке меня не устраивает”.
Миша второй был настоящий богатырь, широкоплечий, румяный и кудрявый. Миша приехал из Ташкента пять лет назад. Как только мы встретились, он сразу же стал мне рассказывать, какой замечательный плов готовят в Ташкенте, и просто был одержим желанием приготовить его прямо сейчас, специально для меня. Миша так горячо меня уговаривал, что я согласилась.
За продуктами для плова поехали на Брайтон.
— Вы какие фрукты любите? — спросил Миша перед входом в магазин.
— Бананы и яблоки.
— А что вы пьёте?
— Всё равно, лишь бы диетическое, — кокетливо ответила я, польщённая таким вниманием, и Миша ушёл в магазин.
Через пятнадцать минут он вышел с пакетами, явно недовольный.
— Послушайте, — раздражённо начал он, садясь в машину, — почему у вас на Брайтоне все Сёмы? Куда не придёшь, только и слышишь: “Сёма, Сёма!” Что, имени другого нет, что ли? Да, кстати, я купил коку и сливы, они сегодня со скидкой, а всё, что попросили вы, — нет!
Последнее замечание показалось мне совсем некстати, но “дарёному коню в зубы не смотрят”, и я промолчала.
Ехать оказалось не близко, и по дороге Миша рассказал мне свою историю. В последний год перед отъездом он влюбился в жену своего лучшего друга. Любовь оказалась взаимной, и, бросив всё, забрав двоих детей, они уехали в Америку. Любить жену друга издали и быть её мужем оказалось две  разные вещи. Особенно мешали дети. Девочка, четырнадцати лет, хотела ходить на танцы. Танцы кончались поздно. Мама, то есть Мишина жена, не спала, нервничала, переживала, наконец, взбунтовалась и положила этому конец. Девочка плакала, жаловалась Мише. Миша считал, что если хочет танцевать, пусть танцует. Жена возражала и кричала, что Миша мешает ей воспитывать дочь. Это Мише казалось обидным. С мальчиком было ещё труднее. Он любил покушать и с удовольствием готовил себе сам. “Бывало, за стол не сядет, чтобы салатик себе не порезать, и не просто порезать, а как-то по-особеннному, тщательно так, ничего не забудет, накроет себе, как в ресторане, и ест как-то с особенным аппетитом!” — возмущенно рассказывал Миша. Когда мальчишке исполнилось восемнадцать лет, встал вопрос, кем быть.
— И тут, — продолжал свой рассказ Миша, — я ударил кулаком по столу. Раз так любит жрать, дорога одна — в повара, там и нажрётся, и заработает. Нет, сволочь, не хотел! В колледж, говорит, пойду, учиться. Жрать любил и учиться хотел! Ну, конечно, скандал, жена в слёзы, орали, орали, но я на своём стоял крепко. Надоело всё, к чёртовой матери, особенно эти дармоеды!
— Вы имеете в виду детей? — уточнила я.
— Да все они были дармоеды! Кроме меня, в семье работать не мог никто, а мнение своё имели. А я так считаю: кто телегу везёт, тот и дорогу выбирает, а не хотите — убирайтесь, откуда пришли. Вот они и уехали.
— Как уехали? — не поняла я.
— Обратно, в Союз, к папочке своему, пусть он их кормит!
— А жена? — удивилась я.
— И жена к своему муженьку поехала, не захотела с этими выродками расставаться. Туда им и дорога, мне здесь и одному хорошо, верно? — Миша крепко взял меня за руку и не отпускал до самого дома. Рука устала, было неудобно, я тихонечко пробовала освободиться, но не тут-то было. Миша сжал руку ещё крепче и так держал всю дорогу.
Жил Миша на 14-м этаже, возле океана. Квартира было огромная, в каждой комнате стоял большой телевизор.
— Можно включить? — спросила я.
— Дома посмотришь, — сказал Миша. Он взял громоздкое кресло и поставил его на пороге кухни. — Будешь  сидеть и смотреть, как я готовлю.
Готовил он мастерски, быстро и очень ловко, но плов — дело долгое, мне надоело сидеть, и я встала. 
— Куда? — услышала я.
— Хочу позвонить дочке.
— Сядь, — приказал Миша. 
— Но я не хочу больше сидеть, — упорствовала я.
Миша положил ложку, молча подошёл ко мне и резким движением посадил меня обратно. Я почувствовала себя в клетке.
— Я твой плов не хочу, — надулась я. 
— Ну ладно, встань, — разрешил Миша.
Я вышла на балкон. Внизу бушевал океан. Ветер трепал волосы и рвал одежду. “Улететь бы сейчас!” — внезапно подумала я, но с 14-го этажа улететь было не так-то просто.
— К столу! — скомандовал Миша.
“К ноге!” — послышалось мне.
На столе дымился плов, стояла кока-кола, которую я не пью, на тарелке синели сливы, которые я не люблю.
— Можно простой воды? — попросила я.
— Ешь и не придуривайся, — ответил “добрый” Миша  и достал бутылку водки.
— Миша! — встревожилась я. — Зачем нам водка, вы ведь за рулём!
— За каким рулём? —  удивился Миша. — Я дома и раньше, чем завтра вечером,  за руль не сяду. Спать будем здесь!
Внутри у меня всё сжалось и похолодело, мне не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. К счастью, природа взяла своё, Миша встал и пошёл в ванную. Я мгновенно схватила сумочку, вылетела за дверь, прыгнула в лифт, выскочила на улицу и побежала. Минут через пять я остановилась. Вокруг не было ни души. Я беспомощно оглянулась. На пороге дома, недалеко от меня, стоял человек.
— Скажите, пожалуйста, как пройти к метро? — спросила я.
— Вы что, одна? — удивлённо спросил мужчина.
— Одна, — жалобно ответила я, почуяв недоброе, — а где я?
— Вы в Фаракавей, — покачал головой мужчина, — у нас здесь в одиночку к метро не ходят, опасно, подождите, я вас подвезу.
…Домой я добралась к вечеру. Усталая, голодная и очень счастливая. Я включила свой телевизор, ела банан, запивала его диетическим пепси и пела весёлую песенку из кинофильма “Дети капитана Гранта”:

 Кто весел, тот смеётся,
 Кто хочет, тот добьётся,
 Кто ищет, тот всегда найдёт!

 Из разговоров…

—  Я очень люблю путешествовать. Недавно был в Рио-де-Жанейро. Там такие креветки — пальчики оближешь! В Мадриде мне не понравилось — всё какое-то невкусное, вспомнить нечего! Но зато такой пиццы, как я ел в Вероне, около балкона Джульетты, — нет во всём мире!