СЭМ
 или
ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА

Наташа жила на Брайтоне, около океана, а Сэм — в пригороде Нью-Йорка, в городке, похожем на большой пустынный парк.
— Зато там нет русских! — любил повторять Сэм. Прожив двадцать лет в Америке, он считал себя настоящим американцем и на эмигрантов, приехавших после него, смотрел так, как смотрит взрослый человек на неразумное дитя. Сёмой его называла только мама, а остальные — на американский манер — Сэм.
Однако найти себе подружку-американку Сэму не удалось. Несколько лет назад, правда, на одной из вечеринок он познакомился с американкой Эвелин, маленькой, хрупкой, с густой тёмной гривой кудряшек и грустно-испуганными глазами. Весь её облик излучал детскую беззащитность и беспомощность.
— Не то, что наши русские бабы — танки в цветочках! — с восхищением подумал тогда Сэм. — Эта не запилит, не заорёт, не затыркает до полусмерти!
Эвелин с обожанием смотрела на Сэма снизу вверх, и от этого Сэм чувствовал себя ещё выше, сильнее и значительней. Во время свиданий с Эвелин, в основном, говорил Сэм, а Эвелин только слушала и поддакивала, даже ошибки в английском не поправляла, чтобы не перебивать, а русский акцент считала забавным и даже милым!
Беззащитность и беспомощность Эвелин были безграничны. В её руках всё ломалось, терялось и сыпалось. Она обжигала себе пальцы, ставя на огонь чайник, поскользнувшись, падала на свежевымытом полу и могла целый день простоять перед своей закрытой дверью, не справившись с замком. Не понятно было, как она, вообще, жила раньше, до встреч с Сэмом. Опекать её приходилось на каждом шагу и по телефонному звонку днём или ночью приезжать на помощь. А звонки раздавались всё чаще и чаще.
Поначалу Сэму даже нравилось чувствовать себя незаменимым, но, по странному стечению обстоятельств, кипяток из душа лился именно в тот момент, когда Эвелин хотела помыться, полочка на кухне падала прямо ей на голову, а ножницы, иголки и ножи, казалось, только и ждали, чтобы вонзиться, уколоть, порезать!
Внутри Сэма завёлся маленький червячок раздражения, который с очередным несчастьем Эвелин становился всё больше и  больше. Терпению Сэма пришёл конец после очередного звонка Эвелин среди ночи. Во время сна в ухо ей залез таракан, да так глубоко, что домашними средствами его было не вынуть! 
            …Весь следующий день на работе после бессонной ночи, проведённой с Эвелин в госпитале, Сэм мучился и клевал носом, а вечером позвонил на телефонную станцию и поменял номер своего телефона и дополнительно заплатил за то, чтобы этот новый номер по справочному никому не давали!
Расставшись с Эвелин, пару лет Сэм ни с кем не встречался. С утра до вечера он работал, по выходным дням собирал и разбирал компьютер, что-то чинил, что-то читал, изредка встречался со старыми друзьями. Но у всех были семьи, свои заботы, и Сэм заскучал настолько, что, когда двоюродная сестра предложила ему познакомиться со своей сослуживицей, сразу согласился. В тот же вечер Сэм позвонил Наташе, и на следующий день они встретились. Наташа Сэму понравилась. У неё было такое лицо, будто в рот ей попала смешинка, и она сдерживается, чтобы не рассмеяться.
— Симпатичный! — описывала Сэма Наташа в разговоре с подружкой. — Похож на Чехова без очков, но задиристый какой-то, всё русское презирает, а сам портному снёс три старых костюма от умершего дяди перешивать! Нет, чтобы за те же деньги купить новый костюм и современный! Тоже мне, американец! Но, по-моему, он хороший человек. Я верю в глаза, а они у него добрые!
— Неправильно ты живёшь! — снисходительно поучал Наташу Сэм. — Тратишь деньги на всякую ерунду! Кому нужны эти бездарные русские концерты и рестораны? Деньги надо вкладывать во что-то нужное! Вот, например, место на кладбище ты себе уже купила?
— Нет! — прыснула Наташа. — А зачем? Я ещё молодая, умирать не собираюсь!
— Это Америка! При чём тут возраст? Всякое может случится, и начнутся проблемы! Заранее обо всём надо думать!
— А я не хочу думать о смерти, во всяком случае, сейчас! — смеялась Наташа. — А ты сам-то уже присмотрел себе могилку?
— Ещё нет, но собираюсь. Такие покупки с налету не делаются! Надо всё взвесить, выбрать, обдумать.
— Думай! — отмахнулась Наташа. — А я лучше платье себе куплю новое, у меня день рождения через месяц, и, между прочим, круглая дата! Хочу быть красивой!
— А у меня день рождения через неделю, однако, мне это не мешает заботиться о серьёзных вещах! — назидательно начал Сэм, но Наташа сморщила нос и взмолилась:
— Кончай эту похоронную тему, пойдём лучше на океан, погуляем, смотри, какая погода хорошая!
На Брайтоновском бордвоке все ходили кругами, как когда-то в городской филармонии во время антракта. Пёстрая толпа жевала огромные аппетитно-золотистые пирожки, грызла семечки и лизала стекающее по пальцам мороженое. 
            Декоративные почти игрушечные собачки с маленькими разноцветными бантиками на макушке рвали свои поводки навстречу друг другу.
Около каждого ресторана голоногие официантки с обветренно-загорелыми лицами  натруженно-охрипшими голосами по-русски и по-украински зазывали обедать и ужинать. 
Резвились разнаряженные в бальные платья и маленькие таксидо дети.
Тщательно накрашенные старушки, сидя задом наперёд, спиной к океану, чтобы лучше разглядеть  гуляющих, теснились на лавочках, придирчиво осматривали туалеты проходящих дам.
Вечерние платья, рваные джинсы, золотые блузки, застиранные футболки, лаковые туфли, старые кроссовки, бриллиантовые серьги и пластмассовые бусы ярким хороводом сходились и расходились только в им одним хорошо известном порядке.
А рядом раскинулся желтый ковёр песка, под горластый хор чаек танцевали сине-зелёные волны, океанский ветерок заигрывал с женскими юбками, по-хулигански раздувал тщательно уложенные волосы и щекотал ноздри, заставляя радоваться неизвестно чему!
…На следующей неделе Наташа позвонила Сэму рано утром, перед уходом на работу.
— Поздравляю с днём рождения! — и лукаво хохотнула. — Хочу спеть специально для тебя. Слушай!
И на мотив хорошо знакомой песни с чувством запела:

 Я могла бы тебе в день рождения
 Впрок и саван, и гроб подарить,
 Но хочу этой ночью весеннею
Лишь о жизни с тобой говорить!
 Пусть берёзки шумят над могилами,
 Ты там землю успеешь купить,
 И, собравшись с последними силами,
 Свой остаток сумеешь дожить!
Я сегодня со мной, непрактичною,
Лишь о жизни и только любя!
Я желаю здоровья отличного,
Чтоб рассохся тот гроб без тебя!
            На другом конце провода давился от смеха Сэм, но, не подав вида, произнёс в своей излюбленной снисходительно-насмешливой манере:
 — Спасибо за оригинальное поздравление, однако, американки из тебя, увы, не получится!
 Наташа и Сэм встречались так часто, что месяц перед днём рождения Наташи пролетел, как один день. Утром Наташу разбудил звонок в дверь. Посыльный вручил ей большую красную коробку, украшенную золотыми лентами. В коробке завёрнутые в тонкую розовую бумагу лежали двенадцать белых любимых Наташиных гвоздик. На маленькой открытке было написано: “Happy birthday! With love Sam” .
 Сэм приехал вечером. Он вошёл торжественно-напряженный, со странным выражением на лице, и выглядел так, будто его лихорадило.
 — Наташа! —  произнёс Сэм. — Я люблю тебя и хочу с тобой быть до конца моих дней!
 Сэм сунул руку в карман…
“Кольцо!” — замирая от восторга, подумала Наташа, но вместо заветной коробочки Сэм вынул белый конверт.
— Деньги? — разочарованно протянула Наташа.
— Лучше! — гордо вытянулся Сэм. — Открой и прочти!
Наташа распечатала конверт. На голубой вощеной бумаге с гербами и печатями сообщалось, что Сэм и Наташа являются владельцами чудесного райского куска земли на самом лучшем кладбище Нью-Йорка.

 Из разговоров…

Объявление в русской газете:
“Устроенный курящий алкоголик без вредных привычек ищет женщину для совместной жизни и работы. Падких на излишества прошу не беспокоить. Лёня”.

— А ты чем занимаешься? Учишься? В таком возрасте учишься? И при этом ещё выбираешь? Хватит врать-то! У тебя же денег нет, ты с любой пойдёшь!

ФИМА
 или
ЦУРЕС 

Часть 1. СЕМЬЯ
Трагическое лицо было у всех: у папы, мамы, Фимы и Фиминого брата. Это была семейная реликвия, которая передавалась из поколения в поколение.
— Фима, ты выпьешь чаю или пожарить котлету? — спрашивала Фимина мама таким голосом, будто отправляла сына в последний путь.
— Выпью чаю, — отвечал Фима, словно это было предсмертное желание осуждённого.
Все члены семьи смотрели друг на друга с выражением “за что нам такое наказание?”, но тем не менее не могли прожить врозь ни одной минуты.
— Ваши сыновья семейные? — спрашивали Фимину маму соседки.
— Младший женат, — отвечала Фимина мама точно так, как если бы сообщала, что сын утонул, — а старший до сих пор нет, — и это звучало ещё трагичнее.
Соседки сочувственно кивали головой и тяжело вздыхали, как по покойникам, а Фимина мама шла домой с видом “своё горе я несу сама”.
Папа, мама, Фима, Фимин брат, его жена, двое детей брата и тёща — все жили на пособие по безработице и ругали Америку: грязно, медицина ужасная, кругом тараканы, а в метро страшно войти!
Владельца дома в семье называли “этот негодяй”, а супера, то бишь управдома, — “этот подлец”. “Этот подлец вместо того, чтобы чинить ванную, опять приходил за квартплатой для этого негодяя!”
Самым несчастным в семье был младший брат Фимы. Мало того, что на нём висела жена, дети и тёща, ему ещё приходилось подрабатывать, поэтому папа, мама и Фима дружно ненавидели невестку, которая, по их мнению, украла сына, а теперь ещё издевается, посылая его работать!
Если папу и маму куда-то приглашали, Фима должен был сидеть и сторожить квартиру. Этого требовала мама, а  ослушаться её Фима не мог.

Часть 2. ФИМА
Фима второй год добросовестно учился на разных бесплатных курсах, всех женщин называл “барышнями”, боялся, когда ему закудыкивали дорогу, спрашивая “куда идёшь?”, и на все вопросы отвечал в неопределённой форме: “Кое-где был по кое-какому делу, поговорил кое с кем и кое-что выяснил”. При этом он делал лицо — “новости ужасные, положение безнадёжное”.
Приходя в гости, за столом Фима тщательно протирал салфеткой ложки, вилки, ножи и только после этого начинал есть.
— Кругом тараканы! — вздыхал он. — Кто знает, где они только что бегали!
В метро Фима выбирал сидение у стенки или окна.
— На край скамейки бездомные кладут ноги, там сидеть нельзя! — считал Фима, забывая, что голова у бездомных не чище.
Самое главное для Фимы было его здоровье. Боясь простуды, он даже в жару под рубашкой носил футболку и в ней же спал, надевая сверху пижаму какой-то фантастической расцветки, купленную по случаю на распродаже. На вопрос о самочувствии Фима подробно рассказывал о своих ощущениях.
— С утра у меня болел живот, но потом я имел желудок, и мне стало легче. Правда, бросаться им нельзя, так как он мягковат, — грустно шутил Фима.

Часть3. БАРЫШНИ
Добрые люди часто спрашивали Фиму, как получилось, что в свои почти пятьдесят лет он всё ещё не был женат.
— Мне всегда нравились стервы, — скорбно качал головой Фима, печально глядя в сторону.
Добрые люди жалели несчастного и давали ему телефон какой-нибудь одинокой, как правило, хорошо устроенной барышни.
Ходить на свидания Фиме было необычайно трудно.
Во-первых, заветный номер телефона забирала Фимина мама и во время очередного свидания звонила в дом барышни по несколько раз.
Сначала она спрашивала:
 — Фима! Или ты не голодный?!
Потом:
— Фима! Почему ты не читаешь, а где-то сидишь?!
Затем:
— Фима! Не пора ли тебе домой! Сколько можно сидеть у чужих людей?!
И, наконец:
— Фима! Что ты вообще там делаешь?!
Барышня нервничала, это очень омрачало ещё неокрепшее чувство, и свидание заканчивалось на грустной ноте.
Во-вторых, племянник Фимы, четырёхлетний сын младшего брата, ни с кем, кроме Фимы, гулять не хотел, и, хотя вся семья ему объясняла, что у дяди свидание с тётей, требовал только Фиму.
Фимины родители не могли видеть страдания внука, поэтому Фиме строго-настрого было сказано — как хочешь, а с ребёнком гуляй!
В-третьих, на свидания надо было ездить на автобусе и платить за проезд. Барышни, которые нравились Фиме, были стервозные и мелочь на обратный путь давали не всегда, поэтому вся Фимина родня горевала над новой статьёй расхода в семейном бюджете. Домашние провожали Фиму на каждое свидание с трагическим лицом, а Фима уходил с чувством вины, и его лицо становилось ещё печальнее.
И, в-четвёртых, на свалке, около дома, Фима нашёл старый велосипед, починил его и ездил на нём на курсы, таким образом, экономя деньги на проезд. Каждый день проклятый велосипед ломался, и остаток вечера и все выходные уходили на то, чтобы его починить.
Конечно, можно было найти работу и разом решить все проблемы и трудности, но из-за курсов, племянника и велосипеда у Фимы совершенно не было времени ходить по интервью, поэтому с барышнями он встречался редко, работу не искал, жил с папой и мамой, а его лицо становилось всё трагичнее…

ЭПИЛОГ

Таки плохо!

Из разговоров…

 “Помогите молодому человеку остаться в Америке! Мне 25 лет, ищу девушку до 40 лет, ответственную и серьёзную. Сергей”.
— Аллё, я звоню по вашему брачному объявлению, здравствуйте!
— Здравствуйте.
— Мне бы хотелось с вами познакомиться, но лучше один раз увидеть, чем сто раз говорить по телефону. Давайте встретимся!
— Я согласна. Где?
— Я, конечно, мог бы подъехать к вам, но дело в том, что у меня очень дорогая машина, и оставлять её на улице около вашего дома на всю ночь мне бы не хотелось. Может, лучше вы приедете ко мне, тогда машина будет стоять в гараже?
— Есть ещё один вариант.
— Какой?
— Машина ночует в гараже, вы спите у себя дома, а я у себя…
— Тогда зачем встречаться?