ДОЧКА
Похоже, у меня будет новый папочка! Гарик позвал маму замуж, и она уже потеряла покой и сон. Говорит только об этом, а если не говорит, то думает, потому что ходит с отсутствующим лицами всё теряет. Я не понимаю, кому в их возрасте нужны эти церемонии? Хочется — живите, но замуж-то зачем? Но бабушка, первая советчица, вновь заявила, что если мама будет жить просто так, без записи, то тем самым она будет подавать плохой пример мне. При чём тут я? Мне не нужны никакие примеры! У меня своя жизнь, и я буду жить по-своему. Но для мамы бабушка была и есть первый авторитет. Удивительно! Человеку за сорок, а маму слушается, как будто ей четыре! За свою жизнь моя мама, кажется, только раз сделала что-то без разрешения — вышла замуж за моего биологического папу. “И вот — результат!” — говорит с иронией мама и тут же меня целует. А что я? Я — ничего! Пусть женятся! Отдам свою спальню, перееду в гостиную. Одно мне только не нравится. По-моему, у нашего Гарика не все дома. Он явно с приветом! Как мама этого не хочет понять, я не знаю! Ну что ж, поживём — увидим!
МАМА
Гарик больше не беседовал с автоответчиком. Вместо этого он вновь звонил каждый вечер, и мы разговаривали до глубокой ночи. По количеству хороших слов, услышанных мной, я перещеголяла всех литературных героинь вместе взятых. Мне никогда не приходило в голову, что я такая замечательная и необыкновенная, но Гарик утверждал, что это именно так, а спорить и возражать не хотелось. Конечно, мы не раз возвращались к обсуждению Гавайской перипетии, уж очень я была тогда напугана. — Это больше никогда не повторится, — уверял меня Гарик. — Ведь недаром, когда я позвонил тебе в самый первый раз после ссоры, то сказал, что король умер и я люблю тебя! — Так это был ты? — изумилась я. — Мне это даже не пришло в голову! Я решила, что кто-то ошибся номером и глупо пошутил! — Какие шутки! Я тогда чуть не умер! У меня дико колотилось сердце, и я почувствовал такую слабость, что пришлось сесть, а то бы я просто упал. Это очень серьёзно. Тот, прежний Гарик, умер. Всё будет по-другому, по-новому. — Гарик, я боюсь тебе верить, но мне так этого хочется! — Знаешь, о чём я скучаю больше всего? — О чём? — Ты давно не называла меня Гарька!
ДОЧКА
Ну, всё, мать сломалась! Эти телефонные стриптизы Гарика сделали своё дело. Раньше она ходила как во сне, теперь всё время поёт и не отходит от зеркала. Натащила всяких кремов и мажется ими с утра до вечера. — Мам, — успокаиваю я её, — ты и так выглядишь гораздо моложе своих лет! Этот Гарик по сравнению с тобой — старый пень! — Не говори о нём так! — сразу хмурится мама. — Он очень хороший, а выглядит старше, потому что несчастный, одинокий! Вот я его откормлю, и он будет опять как новенький! Мы вам всем ещё покажем! — распевает она и опять — к телефону или зеркалу. В общем, дурдом! Надо срочно смываться!
МАМА
После душераздирающего объяснения в ресторане мы с Гариком не виделись, только каждый день разговаривали по телефону. И всё из-за меня. Под разными предлогами я оттягивала нашу встречу с одного дня на другой. Хотя я и не сердилась и разговаривала всё мягче и нежнее, что-то меня удерживало. Я боялась близости и чувствовала себя на краю пропасти, ещё шаг — сорвусь и полечу… Но куда? Вверх или вниз? Хотелось, как птица, не оглядываясь вверх, вверх! К солнцу, к счастью! А вдруг вниз? И сразу становилось страшно до тошноты, и в животе всё сжималось! Наверное, Гарику тоже было не по себе. Он часто рассказывал мне о неудачных браках своих друзей, знакомых. Почему-то во всех историях, независимо от того, кто был инициатор развода, мужчины оставались обобранными и разорёнными. — Жениться — всё равно что отдать свою жизнь в чужие руки, это страшный риск, — говорил Гарик, таким голосом, что становилось даже неудобно, будто я действительно покушалась на чью-то судьбу. — Не нравится мне это выражение “отдать жизнь, “ звучит как на братской могиле. Вступая в брак, люди не отдают, а вручают свои жизни друг другу, причём взаимно! Тот, кто выходит замуж, тоже рискует, — возражала я. — А что касается разорения, то тебе совсем нечего бояться. Что у тебя “разорять”? Сам же говорил, у тебя ничего нет! — Это, конечно, так, но всё равно очень страшно! — Страшно? Не женись! Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! Живи один! — Ну что ты сердишься? Я же просто так говорю! Я хочу жениться! Что я, не такой как все? Хочу иметь семью, но с одним условием — я хочу жениться только на тебе! — Мне нравится твоя категоричность, я подумаю! — смеялась я, радуясь, что тон беседы поменялся с трагического на лирический. В среду Гарик был выходной и позвонил мне с утра на работу. — Я хочу тебя сегодня обязательно увидеть, — твёрдо начал он без предисловий. — Я встречу тебя в конце дня, и мы поедем на 47-ю улицу. Я замерла. — На 47-ю? Где золото? — еле выговорила я. — Совершенно верно, дорогая. Где золото и бриллианты. Жди меня в четыре часа. Целую. Я повесила трубку и пошла к Белке. С Белкой мы дружим с того дня, как я пришла на работу. Мы сидим рядом, вместе ходим на обед и с работы, поскольку живём недалеко друг от друга. Мы празднуем дни рождения, отмечаем юбилеи, встречаем Новый год и можем разговаривать, как те две женщины, что просидели в одной тюремной камере двадцать лет, а когда их выпустили, то ещё два часа простояли у ворот тюрьмы, прежде чем расстаться. — Что с тобой? — воскликнула Белка. — Почему ты такая бледная? — Гарик звонил. Он хочет сегодня ехать покупать кольцо. — Так что же ты переживаешь? Радуйся и меньше, чем на карат не соглашайся! — “Не соглашайся!” Ты что с ума сошла? Я не собираюсь “соглашаться”! Пусть купит, что хочет! Карат! Это же очень дорого! — Это ты с ума сошла от своей щепетильности! Такое кольцо покупают раз в жизни! Ты что, осколки будешь носить? — Не знаю. В кино герой вынимает из кармана коробочку и дарит кольцо. Что подарит, то и носят. — Ты такая идеалистка! Это не кино, это — жизнь! Зачем ему дарить то, что тебе может не понравиться? Ты сама выберешь, что захочешь! — Белла, я тебя умоляю, поедем с нами! Во-первых, ни я, ни Гарик в бриллиантах ничего не понимаем, я их никогда не имела! Нас просто надурят! Во-вторых, я не буду выбирать, возьму любое, которое он купит! — Ладно, — сжалилась Белка, — у меня знакомый на 47-й. Поедем к нему. Я сама о тебе позабочусь. В четыре часа Белка и я вышли на улицу. Гарик уже ждал с букетом изумительных бледно-розовых гвоздик. Не стесняясь, он обнял меня и поцеловал. — Гарька, пусть Белка с нами поедет, у неё ювелир знакомый, хорошо? — Прекрасно! — согласился Гарик и распахнул дверцу машины. — Прошу! Доехав до места, мы с Белкой вышли на углу, а Гарику пришлось искать стоянку. — А знаешь, он — молодец! — успела признаться Белка. — Я его спросила, на сколько он рассчитывает, и он сам сказал: “Не меньше, чем на карат!” — Вот видишь, — укоризненно выдохнула я, — Гарька у меня — золотой! На 47-й, самой ювелирной, бриллиантово-золотой улице Манхэттена, я сразу ослепла. Витрины сверкали и переливались, продавцы зазывали на всех языках мира, но больше по-русски, народу было так много, как будто бриллианты и золото — самый необходимый товар на земле. Вокруг стоял гул от голосов. Вцепившись в Гарика, я шла, не соображая куда. Наконец мы зашли в уголок, где за прилавком стоял приятный седой старичок, который встретил Белку, как родную. Я отошла в сторонку и стала глазеть по прилавкам и витринам. Чего там только не было! “Не счесть алмазов в каменных пещерах!” — пело у меня внутри. Гарик и Белла о чём-то советовались с симпатичным старичком. Белка с лупой на глазу тщательно рассматривала что-то, разложенное на чёрном бархате. Гарик стоял красный, на лбу его выступила испарина. Я поняла, что надо вмешаться, и подошла. — Ну, что? — Вот очень хороший камень, — уговаривал старичок-ювелир, — чистейшей воды! — Сколько он стоит? — не глядя на камень, в лоб спросила я. — Не дорого, всего три тысячи. — Три тысячи? — ужаснулась я. — Так. Это не годится. У вас есть что-нибудь поменьше? Ювелир сразу понял что к чему и быстро завернул рассыпанные на бархате камни. — Я знаю, что вам надо! Он ушёл в заднюю комнату и через минуту вынес маленькую коробочку. — Камень небольшой, почти карат, но очень чистый, посмотрите. Белка опять водрузила на глаз лупу и занялась камнем. Я посмотрела на Гарика. Он вынул платок, промокнул лицо и с облегчением вздохнул. Я поняла, что подошла очень вовремя. — Камень хороший, но маленький, — произнесла Белка разочарованно. — Берём! — распорядилась я. Мы выбрали очень красивую оправу, с маленькими багетиками по бокам и такое же тоненькое обручальное колечко, тоже с багетиками. Всё вместе выглядело очень изящно и необыкновенно красиво. Через десять минут камень вставили. Надо было платить без малого две с половиной тысячи долларов, по моим понятиям безумно дорого. “Где ж он такие деньги возьмёт?” — не успела подумать я, а Гарик уже протягивал старичку-ювелиру кредитную карту. Продавец посмотрел на него как на больного. — Если вы дадите мне наличные, — тихо предложил старичок, — это будет стоить на четыреста долларов дешевле. — У меня нет наличных, — растерялся Гарик. — Значит, будет дороже. — Слушайте, молодой человек, не торопитесь, подумайте. Я сегодня возьму вашу кредитку и всё оформлю, но отправлять не буду. Принесите завтра наличные, я отдам вам квитанцию. Вы сэкономите большие деньги, договорились? Кольцо положили в красную сафьяновую коробочку, которую Гарик вручил мне. На улице мы с удовольствием вдохнули свежий прохладный воздух. Все себя чувствовали как будто вышли из парной. В машине Гарик открыл коробочку, которую я так и не выпускала из рук, и надел мне на палец кольцо. — Ты моя? — прошептал он. — Твоя. И без кольца тоже. Ты не знал? — Догадывался, — поцеловал меня Гарик, — но с кольцом надёжнее. — Теперь я действительно “дорогая”, — пошутила я и благодарно добавила, — спасибо тебе, Гарька! По дороге домой решили вечером пойти в ресторан, отметить помолвку в узком кругу: Белка с мужем, моя дочка и мы с Гариком. Но мысль о том, что Гарик переплатил большие деньги, не давала мне покоя, и я не выдержала. — Прости меня за нескромность, Гарька, у тебя в банке есть деньги? — Почти нет, я только что заплатил большой налог. — Тогда ещё один нескромный вопрос, а когда ты хочешь жениться? — Хоть завтра, — быстро ответил Гарик. — Тогда слушай. Свадьбу можно сделать через пару месяцев, например, на Новый год, это прекрасное время. А записаться можем в любой день до конца месяца. С первого числа у тебя, как у моего мужа, будет моя бесплатная медицинская страховка, поэтому свою, платную, ты можешь остановить, и тебе вернут деньги до конца года. Сколько это будет? — Приблизительно три с половиной тысячи, я уже за следующий год заплатил. — Вот видишь! Плюс ты можешь уже сейчас переехать к нам и сэкономить на квартплате до конца года ещё около двух тысяч! Как тебе моя идея? — Я согласен, мне всё нравится, но где взять деньги завтра? — У меня в банке лежат две с половиной тысячи, — призналась я, — но это всё, что у меня есть! — А ты можешь их снять? Я тебе всё верну, как только получу деньги за страховку. — Конечно, сниму! И так потратили кучу денег, зачем тебе ещё переплачивать? Не волнуйся, всё будет хорошо! Гарик работал в Бруклине, а я в Манхеттене, поэтому на следующий день в обеденный перерыв мы с Белкой пошли к ювелиру. — Остаюсь без копейки, — с тревогой пожаловалась я Белке, — а вдруг будет что-то срочное? — Всё-таки зря ты со своими деньгами выскочила, пусть бы сам выкручивался! Что это такое? Человек приглашает невесту покупать кольцо и приходит без денег! На что он рассчитывал? — напустилась на меня Белка. — Гарик — честный и порядочный человек, живёт по американским законам, — оправдывалась я, — наших “русских” трюков он не знает! А платить за налог сумасшедшие деньги, если можно не платить, согласись, обидно! — Делай как знаешь, только не переживай, я тебя всегда выручу, — успокоила меня подружка. Мы отдали старичку-ювелиру мой чек на две с половиной тысячи долларов, и в обмен он вернул квитанцию с кредитной карты Гарика. Денег у меня в банке совсем не осталось, но на моём пальце, грея душу, первый раз в жизни сверкало чудесное кольцо!
ДОЧКА
День начался как обычно. С утра я училась, потом с друзьями завалились в кафе перекусить и расслабиться. Домой я добралась к вечеру. Мамы не было, а меня ждала записка: Доченька! Я ушла замуж. Жду тебя в ресторане “Одесса” к 8 часам. Целую. Мама. “Всё-таки он её уболтал!” — подумала я, быстро собралась и поехала в ресторан. Всю компанию я увидела сразу. День был будний, и кроме нас в зале никого не было. За столом сидели сияющий Гарик, мама в новом белом свитере и мамина подруга Белла со своим мужем Фимой. Мама тут же протянула мне руку как для поцелуя. На безымянном пальце у неё играло лучами бриллиантовое кольцо. — Нравится? — со счастливой улыбкой спросила мама. — Очень! — искренне воскликнула я. — Поздравляю! Гарик гордо смотрел на маму. Музыканты и официанты уже знали, по какому поводу банкет, и старались изо всех сил. Гарик и мама пошли танцевать. Площадка была пустая, и они от души томились в танго и кружились в вальсе, не боясь кого-нибудь толкнуть. — Ну что, — обняла меня Белла, — отдаёшь мамочку? — Отдаю, — вздохнула я. Беллу я люблю больше всех маминых подруг. Она добрая, душевная и очень родная. С ней можно откровенничать, почти как с мамой, она не продаст и не предаст. — Он тебе нравится? — Я вопросительно посмотрела на Беллу. — Понимаешь, девочка, твоя мама — человек необыкновенный! Лучшей подруги у меня никогда не было. С ней можно поговорить обо всём. Она столько читала, видела, знает искусство. А какая у неё память? Мы вечно бегаем к ней с вопросами, кто из актёров где играл, как что называется. Она лучше любого экскурсовода. За праздничным столом она самая остроумная! Ей так трудно найти кого-то, кто был бы с ней на одном уровне! А с Гариком ей интересно, у них много общего. Это большая удача! — Я согласна, но не об этом спрашиваю. Как человек он тебе нравится? — Не знаю, — нахмурилась Белла. — Он очень странный. Его сумасшедшие выходки приводят меня в ужас. Твоя мама так их перестрадала, что на неё было больно смотреть! Но я слышала его телефонные исповеди… Не представляю, кто бы устоял перед таким любовным натиском. Может быть, он поменялся, что-то понял, переоценил… А вообще, так страшно ошибиться… — Я говорила об этом маме, но она не хочет слышать. Как будто слепая или глухая. По-моему, он ненормальный! — А кто нормальный? — вмешался Фима. — Все кругом в чём-то ненормальные, если внимательно присмотреться! Хватит сплетничать, подруги, пошли танцевать! Оркестр заиграл быстрый танец. Мы вышли из-за стола, встали в кружок и … понеслось! Гарик и мама никого вокруг не видели. Они смотрели друг на друга и в такт музыке целовались и обнимались, думая, что танцуют. Господи! Только бы всё было хорошо!
МАМА
Наступил день, которого я давно ждала с замиранием сердца. Гарик повёз меня знакомиться со своей легендарной мамой, по словам самого Гарика, непредсказуемой и беспокойной. Я заранее настроилась, что независимо от того, как меня встретят, надо делать скидку на возраст, плохое здоровье и стариковское одиночество, обострённое надвигающейся разлукой с сыном. Тем не менее, подойдя к заветной двери, я почувствовала, что замерла от страха. Гарик возился с замком, пытаясь его открыть своим ключом. Дверь не поддавалась. — Позвони, — посоветовала я, — нехорошо заставать человека врасплох! После звонка послышалось лязганье запоров, задвижек и цепочек, и, наконец, дверь открылась. В отличие от пустынной квартиры Гарика, у его мамы всё было заставлено и завешено. Мягкая мебель с разноцветными покрышками стояла по всей комнате. На стенах вперемешку висели виды Ленинграда, тарелки с орнаментами, картинки Израиля, Хохлома, гжель и фотографии членов семьи. В больших кадках зеленели фикусы и ещё какие-то неизвестные кусты. Было душно и пахло едой. На пороге стояла большая грузная женщина, похожая на Гарика пухлыми губами и капризной складкой на подбородке. На меня она смотрела внимательно и недружелюбно. — Знакомься, мама, моя невеста! — строго посмотрел на мать Гарик, приняв позу защитника на футбольном поле. Не успела я открыть рот, чтобы поздороваться, как мама Гарика сердито обрушилась на меня. — Слушайте, у меня к вам масса претензий! — раздражённо кричала она, не глядя на сына. — Мне уже о вас всё рассказали соседи, которые вас знают! Почему вы мучаете моего сына, он страшно похудел! А как вы со мной обошлись в день его рождения?! Вы меня, мать, не пригласили и даже потом не угостили тем, что вы приготовили! Как вам не стыдно так себя вести! Гарик был готов броситься в атаку, но, опередив его, я сделала шаг вперёд и вплотную подошла к разгневанной старушке. — Мне стыдно! — спокойно призналась я. — Мне очень стыдно, и я обещаю вам, что впредь это никогда не повторится. Зачем слушать соседей, которые, может быть, знают меня, но я их не знаю, и знать не хочу. У нас с вами впереди достаточно времени пообщаться и иметь друг о друге собственное мнение. Поверьте, я не такая плохая, иначе ваш сын меня бы не выбрал! Давайте забудем прошлое, будем жить настоящим и будущим! Я не обижаюсь на вас! — и с этими словами я поцеловала старушку в щёку. Мама Гарика растерянно посмотрела на меня, потом на сына и всплеснула руками. — Я почему-то уже не хочу сердиться, — жалобно протянула она, — вы совсем не похожи на ту, о которой меня предупреждали! Проходите! Поздравляю вас! Меня зовут Бася. Давайте ужинать! Мама Гарика засуетилась у плиты. Гарик посмотрел на меня с благодарностью и облегчённо вздохнул. За ужином мы шутили, вспоминали общих знакомых, которых нашли бесчисленное множество, рассказывали истории о нашей жизни в Ленинграде. Мы договорились до того, что мама Гарика хорошо знала моего деда по отцовской линии, а я была знакома с её невесткой, женой младшего сына. — Вы только посмотрите, на кого он похож! — сетовала Бася, обнимая Гарика за плечи. — Где это видано, чтобы человек каждый день ел одно и то же! Ведь он не признаёт ничего, кроме сосисок и курицы с макаронами! — Мама, перестань! — залился краской Гарик и резко вырвался из материнских объятий. Бася осеклась и испуганно замолчала. — Вы знаете, каким должен быть настоящий мужчина? — весело, как бы не замечая повисшей в воздухе неловкости, вмешалась я. — Настоящий мужчина должен быть высоким, умным и поджарым! И все эти достоинства — у вашего сына! Терпеть не могу толстых мужчин! — Я ласково погладила Гарика по плечу. — Спасибо за ужин! Посуда сегодня моя! — и решительно направилась к раковине, несмотря на протесты мамы и сына. — Отдыхайте! Я взялась за мочалку и мыло. Все чашки внутри были коричневые, а нижняя сторона у тарелок — жёлтая. “Бедная слепая старушка!” — вздохнула я и незаметно переложила ранее мытую посуду из сушилки обратно в раковину. Потом тихонечко, под шумок, в ход пошли все кастрюли и сковородки, стоящие на плите. — Да что вы там копаетесь! — нетерпеливо воскликнула Бася. — Я делаю то же самое за десять минут! — Уже всё, — успокоила я старушку и вернулась к столу. Гарик взял мою распаренную руку и поцеловал. — Какие нежности! — усмехнулась Бася. — Я всю жизнь готовлю и мою за ним посуду, мне он руки не целует! И вообще он со мной не разговаривает! От одиночества я просто схожу с ума, беседую с телевизором! Ну что это такое, так обращаться с матерью! — Мы к вам приедем! — пообещала я. — Я позову вас в гости, познакомлю с моей мамой и дочкой, они у меня славные! И вообще, будем дружить, хорошо? Мы все расцеловались на прощанье, вышли из квартиры, и Бася опять закрылась на все запоры и замки. — Гарька, — с тревогой в голосе начала я, — почему у твоей мамы дверь закрывается изнутри? Не дай Бог, что-то случится, ведь никто, в том числе и ты, не сможет ей помочь! Надо закрывать только на ключ или два, но так, чтобы можно было открыть снаружи! — Бесполезно говорить! — отрезал Гарик. — У моей мамы главное — это страхи. Страхи, страхи, кругом одни только страхи! Как ни приду, она тут же начинает рассказывать какие-то ужасы и меня пугать! А на меня это действует. Я и не хожу к ней из-за этого! — Ну ладно, успокойся! — прижалась я к нему. — Страхи страхами, но как она не боится оказаться в беспомощном положении? — Воров и грабителей она боится больше! — мрачно заверил Гарик. — Жалко её! — вздохнула я. — Ужасная вещь — старость!
ДОЧКА
Мама и Гарик решили сначала зарегистрироваться, а потом позже, под Новый год, сыграть свадьбу. Гарик почему-то настаивал, чтобы о регистрации никто из близких, а тем более знакомых, не знал. Но нашей бабушке под большим секретом мы с мамой всё-таки сказали и вместе с ней поахали, что нельзя собраться всей семьёй и отметить такое событие по-человечески. Все эти тайны нам были непонятны, но раз Гарик так хотел, мы согласились и не спорили. Регистрация должна была состояться в среду, выходной день Гарика. Мама взяла на работе отгул, а я училась прямо напротив Сити-холла и успевала на церемонию в большой перерыв между лекциями. В назначенное время мы все собрались в большом обшарпанном зале, где надо было ждать своей очереди. Обстановка была обыденной, никакой торжественности. Нарядная мама и Гарик с букетом роз выделялись из толпы озабоченных, серых, усталых посетителей. Я разочарованно поглядывала по сторонам. Наконец позвали нас. В пустой тёмной комнате, со старой трибуной и американским флагом на стене, неопрятно одетая чёрная тётка быстро отбарабанила ритуальные слова. Тётка была такая толстая, что казалось, будто её живот начинается от подбородка, а когда она повернулась спиной, то на её огромной оттопыренной заднице, можно было спокойно поставить пару тарелок, и ни одна бы не соскользнула! В трибуну толстуха не помещалась, поэтому стояла где-то сбоку, а мы стояли перед флагом, и пришлось всем вертеть головой то на флаг, то на противный голос регистраторши. Гарик надел маме кольцо, которое для этой цели на минуточку сняли перед тем, как войти. Новобрачные замерли в поцелуе. Чёрная тётка нервничала и не могла дождаться конца процедуры. Я вполголоса затараракала “Свадебный марш” Мендельсона. Толстуха-регистраторша смотрела не меня как на сумасшедшую. А нам всем вдруг стало весело, и мы с хохотом выскочили на улицу, прыгнули в машину и помчались в итальянский ресторан отмечать замечательное событие. За обедом я встала и торжественно произнесла: — Молодые, будьте счастливы! Плодитесь и размножайтесь! — Ты что, братика или сестричку захотела? — смеялась мама. — Почему бы и нет? Не возражаю! — поддержала её тон я. — Буду у вас вместо няньки! Гарик со счастливой улыбкой слушал нашу трепотню и держал маму за руку. — За тебя, дорогая! — время от времени поднимал рюмку он. После обеда мама и Гарик поехали на Бродвей смотреть новый нашумевший спектакль, а я вернулась в колледж. Так буднично и обыкновенно мама вышла замуж. Началась новая жизнь!
|