ДОЧКА

 Работу себе я так и не нашла. Раньше мая-июня нигде ничего не обещали. Мама подсовывала мне по чуть-чуть на карманные расходы, но через несколько месяцев наступало время платить за следующий семестр в колледже, и я боялась, что попаду впросак. До сих пор на учёбу я зарабатывала сама и просить у мамы, да ещё теперь, когда появился Гарик, мне страшно не хотелось. Тем более, я знала, что у них долги за свадьбу, а ещё долбаная книга расходов! Всё это угнетало меня. Я постоянно ходила взвинченная и думала: “Где бы заработать?”
 На носу маячил серьёзный зачёт. Надо было заниматься. Сразу после лекций я пришла домой и засела у себя в углу за книги. Мама и Гарик обедали. Они вполголоса беседовали. Я не прислушивалась и, только случайно уловив своё имя, насторожилась. Говорил Гарик:
 — Почему она не платит вместе с нами за квартиру? У нас на работе все девочки платят родителям часть квартплаты. В Америке это нормально! А для нас была бы дополнительная экономия!
 — Может быть, в Америке это и нормально, а в нашей семье — нет, — тихо возразила мама ледяным тоном.
Я этот тон хорошо знаю. Он хуже крика. — За что моя дочь должна платить? За то, что она спит в проходе за шкафом? Тем более, она сейчас без работы и учится. Она — девочка, студентка, она моя дочь, в конце концов! Моя дочь мне платить за квартиру не будет! Что касается экономии, то жаль, что ты не начал этот разговор раньше. Не было бы свадьбы, и мы бы сэкономили кучу денег! И долгов бы, кстати, не было бы тоже! Ты что-то их отдавать не торопишься!
 Гарик отодвинул тарелку, не доев, встал из-за стола и сел к окну курить со своим обычным невозмутимым видом.
 Я ненавижу эту манеру отмалчиваться! Нормальные супруги должны разговаривать, даже если есть проблемы. А всё-таки он — сволочь! Я всегда подозревала, и вот наконец-то он высказался!
 Мама убрала со стола и ушла в спальню. Через некоторое время Гарик поднялся и пошёл туда же. В квартире стояла гробовая тишина.
 Я устроилась поудобнее на диване и позвонила своему другу. Змеиным шёпотом, задыхаясь от гнева, я пересказала ему сволочной разговор за обедом.
 — Прохвост! — выругался мой друг. — Надо его наказать! Перепиши незаметно номера его кредитных карт, и я накуплю на них всё, что угодно! Этот скупердяй, конечно, отмажется, что покупки делал не он, и платить не будет. Его кондрашка хватит, когда он получит счёт! Так ему и надо!
 Идея с картами мне понравилась, но шарить по карманам Гарика не очень-то привлекало.
 — Пока не надо, — сказала я другу. — Но если он тронет маму, тогда уж ему не сдобровать. А номера карт надо бы переписать. В случае чего можно будет прищемить ему хвост!
 — Погоди, он ещё твоей маме устроит какую-нибудь подлянку! — пообещал на прощанье мой друг. — Надо меры принять, чтобы этот подонок не выпендривался!
 Когда я повесила трубку, была полночь. От злости на Гарика спать не хотелось. Я вытянулась на диване и включила телевизор. 

МАМА

 Что-то у нас в семье разладилось Дочка ходит злая, как сиамская кошка. Кажется, если её погладишь, тут же цапнет! После колледжа приходит домой, садится не за книги, а к телевизору, и бесконечные сериалы мыльных опер сменяют друг друга. Для меня они все одинаковы. Джон любит Мари, но почему-то должен жениться на Шерри, которая, в свою очередь, любит Питера, но её родителя заставляют её выйти замуж за Джона. Вдруг оказывается, что отец Мари когда-то любил мать Шерри, и тётка Джона была убита троюродным дядей Питера. При этом все герои постоянно выясняют отношения и под великим секретом сплетничают друг о друге. Они путаются в любовном лабиринте сто двадцать одну серию, пока добрый дядя-режиссёр не бросает им нить Ариадны, и, в конце концов, герои соединяются по любви. Героини-блондинки одинаково накрашены и напоминают манекены из модных журналов. В результате все на одно лицо. Я не разбираю, когда кончается один сериал и начинается другой.
  Телевизор орёт на всю квартиру, а дочка, одним глазом следя за тем, что мелькает на экране, умудряется следить за любовными телевизионными интригами и попутно разговаривать по телефону с подружками, не выпуская трубку из рук ни на минуту. Всё это происходит в то время, как я кормлю обедом Гарика, и дико действует на нервы и мне, и ему.
 В ответ на мою просьбу сделать телевизор потише, а лучше его совсем выключить, дочка вскочила, как фурия, и разоралась, что я не даю ей жить. Гарик сидел, втянув голову в плечи, с застывшей ложкой у рта. От стыда и обиды мне хотелось схватить кастрюлю с супом и надеть её орущей дочке на голову! Я ограничилась злобным взглядом, показав исподтишка ей кулак, но внутри у меня всё кипело!
 За окном начало марта, а у Гарика с языка не сходят налоги, которые надо платить пятнадцатого апреля. Он ждёт этого дня как страшного суда.
 Я так и вела паскудную книгу учёта нашего бюджета, а совесть у Гарика, вопреки моим надеждам, спала беспробудным сном. Мало того, он вдруг заявил, что хочет проверить записи моего счёта в банке. Это настолько вывело меня из себя, что я по-настоящему окрысилась и сверкнула глазами так, что Гарик отскочил и сердито надулся. Я взбесилась не потому, что боялась показать свои почти нулевые “накопления”, меня оскорбила сама постановка вопроса. Я себя почувствовала так, будто с меня посредине улицы сдёргивают трусы! 
 — Проверь книгу! — огрызнулась я. — Мой чек полностью уходит на каждодневные расходы и долг Лишанским!
 Гарик не повернул головы. Каждый раз, когда разговор заходил о наших долгах, налогах, счетах и тратах, Гарик прокурорским тоном задавал мне обидные вопросы, куда я что заплатила, и я должна была наизусть цитировать то, что уже записано в книге. Подобные сцены напоминали перекрёстный допрос. Обливаясь жаром, я боялась ошибиться и показаться вруньей, которая пишет одно, а говорит другое. От каждого моего ответа Гарик раздражался всё больше и больше. Однажды, во время подобного опроса, он упал на стул, безнадёжно опустил руки и стал повторять, как заведённый:
 — Мне это не посредствам! Я больше не могу!
 Я испугалась, ничего не понимая. Никаких особых трат не было. Всё как обычно — еда, прачечная, квартплата, электричество, телефон.
 — Гарик, в чём дело? Объясни мне! Что происходит?
 Но он только сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, монотонно повторяя:
 — Мне это не по карману! Я больше не могу!
 После таких сцен ночью Гарик натягивал одеяло на голову, поворачивался ко мне спиной и лежал, не шевелясь, как мёртвый.
 Обычно я собираюсь на работу с вечера. Старая школьная привычка накануне собирать портфель и приготовить форму осталась на всю жизнь. Перед сном я тщательно обдумываю, что я надену завтра, и оставляю на стуле полный комплект — от платья до чулок, чтобы утром только встать и одеться.
 В тот злополучный вечер я, как всегда, приготовила себе одежду. Юбку пришлось погладить, и я повесила её на кресло, стоящее у письменного стола Гарика. Когда я после душа вошла в спальню, Гарик уже был в постели. Скомканная юбка валялась на полу. “Упала, наверное”, — подумала я, подняла юбку и, встряхнув, аккуратно повесила её обратно на кресло.
 — Не сметь трогать мой стул! — неожиданно взвизгнул Гарик, вылетая из постели. Он схватил мою юбку и с силой швырнул её на пол. — В этом доме у всех, включая кота, есть своё место, кроме меня! Это моё место! Я никому не позволю его трогать!
 Я молча смотрела, как он беснуется. Только сердце моё заколотилось где-то в горле, и каждый удар отдавал в виски. Гарик прыгнул обратно в кровать, закрылся с головой одеялом и замер.
 — Знаешь, дорогой, — ядовито усмехнулась я, — похоже, ты специально устраиваешь скандал ближе к ночи, чтобы был повод повернуться ко мне спиной! Не трудись, никто тебя не изнасилует! Спи спокойно, дорогой товарищ!
 Я легла на другой край кровати. Слёзы высохли на глазах, не успев пролиться. Боже мой, что с нами будет? Что будет?
 Мне было страшно, как маленькой девочке в темноте. Рядом со мной, в одной постели, лежал и старался не дышать совершенно чужой человек.

ДОЧКА

 Гарик бродил по квартире как холодный дух. Я его не понимала. Казалось бы, сбылась его мечта! Он по любви, по собственному горячему желанию женился на женщине, которую сам выбрал! Жизнь должна была бить в нём ключом! Но от Гарика веяло таким холодом! Мама очень старалась. Её тепла хватало не на двоих, на троих, на десятерых! Но ледяное спокойствие Гарика, его странная отрешённость, эти постоянные уходы в себя доводили маму то того, что у неё порой опускались руки и лицо становилось жалким и несчастным!
Иногда мне хотелось схватить Гарика за плечи и тряхнуть, что было сил — очнись!
В нём не было жизни, и это ужасно! Он внёс затхлость в нашу уютную квартиру, и она чем-то стала похожа на его берлогу, из которой он к нам пришёл.
Я не хотела идти домой. Куда угодно, только не домой! И совсем не потому, чтобы не мешать маме и Гарику. Дома мне было неспокойно, страшно. Я не могла понять, чем объяснить постоянно плохое настроение Гарика. Почему он сидит и курит у окна, не поворачивая головы? Самое ужасное, когда человека ничего не трогает! Что делает нас людьми? Чувства, эмоции, переживания! Без этого человек — неполноценный, попросту урод!
Когда вечером в спальне разразился скандал, и Гарик вопил о своих правах, проклиная нашего кота, я была дома. Я таких ссор ещё не слышала! Минутный визг — и тишина! Каменная, непробиваемая тишина, которая поселилась в нашем доме вместе с Гариком. Пусть лучше орёт телевизор, чем это мёртвое безликое спокойствие.
Спать не хотелось. На душе было муторно. И тут позвонила моя подружка Светка. Конечно, я не выдержала и пожаловалась ей на нашу печальную совместную жизнь.
— Смотри! — посочувствовала мне Светка. — Бросит он твою маму и уйдёт!
— Ты что, Светка! Они только поженились! По всему Ленинграду смотрят видео со свадьбы! До сих пор по почте поздравления получаем! Мама не переживёт, если что-то такое случиться! Да лучше ей быть вдовой, чем ещё раз разведённой! Если он обидит маму, я его просто убью!
— Давай, убивай скорее! — горько пошутила Светка. — Чует моё сердце, добром такая жизнь не кончится!
Я повесила трубку. Меня всю трясло. А вдруг Светка права? Вдруг он уйдёт, этот псих? Господи, что будет с мамой?