МАМА

Легко сказать “пойти к врачу”. К какому врачу? Куда?
Вообще при приезде в Америку оказалось, что найти врача, который и отнесётся к тебе по-человечески, и полечит, — большая проблема. Вместо доктора встречаешь бизнесмена, первый вопрос, который задаётся больному, не “что с вами”, как хотелось бы услышать, а “какая у вас страховка?”
Мой брат привёз в госпиталь маленькую дочку с ошпаренной рукой. Девочка закатывалась в плаче от боли, но пока все формальности не были закончены, к ней никто не подошёл. Убедившись, что с документами всё в порядке, ребёнку оказали помощь на самом высоком уровне.
Ещё до знакомства с Гариком я обратилась к дантисту — милейшему человеку, к которому пришла по рекомендации. Всё, что мне было нужно, — это почистить зубы, снять камень. Хотела быть красивой и ослеплять окружающих белоснежной улыбкой. У дантиста меня очень хорошо приняли и быстро обслужили.
Я уехала в отпуск и совсем забыла о незначительном визите. Но, вернувшись, я получила такую копию счёта, что рот открылся так, будто я всё ещё сидела в зубоврачебном кресле. До января было далеко, а лимит, отпущенный мне на год, резко уменьшился, как будто я обновила себе рот не косметически, а поставила съёмные протезы.
Набравшись смелости, я пришла снова к милейшему доктору и выразила ему, мягко говоря, недоумение. Вместо интеллигентного и симпатичного “своего в доску” парня на меня попёр разгневанный базарный хам.
— А в чём дело? — орал красный, с искажённым от ярости лицом, доктор-хапуга. — Это моё дело, как грабить страховку! Как хочу, так и граблю! У меня сейчас ремонт! Мне деньги нужны! Разрешения я спрашивать не буду!
Когда через месяц я попала к другому дантисту, то, запросив историю моей болезни из страховой компании, он сообщил мне, что передних зубов, согласно записи, у меня давно нет, а потому никакие работы, связанные с ними, не могут быть оплачены страховкой. Конечно, я не растерялась, позвонила своему “старому приятелю”, доктору-хапуге, и вежливо сообщила, что могу явиться в страховую компанию и, вместо объяснений, лучезарно улыбнуться от уха до уха, продемонстрировав наличие всех собственных зубов. В течение нескольких дней деньги были возвращены на мой страховой счёт с извинениями за случайное недоразумение. Деньги-то вернулись, но память осталась, и страх быть использованной тоже.
Однако не надо идеализировать и наше советское прошлое. Я помню, как коллега пожаловалась врачу, что у неё голова “горит огнём”.
— Ну, просто печёт макушку! — стонала она почти каждый день на работе.
Стояла холодная ленинградская зима, с ледяным ветром и мокрым колючим снегом.
— Если голова горит огнём, — посоветовал моей сотруднице врач, — надо ходить по улице без шапки.
— А на работе что мне целый день делать? — оторопела несчастная.
— Регулярно суйте голову в форточку и так стойте минут 10-15, — вполне серьёзно ответил врач-нервопатолог.
Всё это я вспоминала, когда представляла себе свой поход к доктору.
Больше всего я боялась, что на работе догадаются о моём состоянии и, кто знает, как среагируют? Сначала, может, и пожалеют, а потом выгонят. Кому нужны вечно заплаканные работники?
А плакать хотелось постоянно, вернее, не хотелось, а плакалось. Всё вокруг напоминало о Гарике. В сумке — электронная записная книжка. На рабочем столе — портрет. Гарик в белом халате сидит, положив ногу на ногу, и смеётся надо мной своей широкой мальчишеской улыбкой, так восхищавшей меня. На пальце поблескивало обручальное колечко, за которое я, дура, заплатила сама. Во всех магазинах на моей улице продавцы по старой привычке совали мне чеки и удивлённо смотрели, как я их тут же выбрасываю, вместо того, чтобы, как раньше, аккуратно положить в кошелёк. И вот так на каждом шагу — Гарик, Гарик, Гарик!
“Видно, самой мне с собой не справиться, — думала я по дороге домой, в очередной раз умывшись слезами, увидев у встречного гвоздики, — пойду к врачу!”
Я начала с психиатра. Он на меня только посмотрел и сразу сказал:
— Вы — не моя пациентка!
— Я плачу всё время! Может, я с ума схожу? — в ответ прорыдала я.
— Вы — нормальная! — ответил психиатр. — У вас свежий развод. Естественно, вы плачете. Вот если бы вы хохотали, пришлось бы вами заняться. Поплачете и перестанете! Вы — молодая симпатичная женщина! Найдёте себе другого!
Медицинская страховка у меня очень хорошая. Значит, я и вправду нормальная, если врач ею не воспользовался и от меня отказался! От этой мысли стало легче. Я даже сумела дойти до дома без слёз, но потом, в ванной, наткнулась на оставшийся от Гарика крем для бритья, и рыданий хватило, пока в изнеможении не уснула.
На следующий день дочь прибежала домой возбуждённая и с порога затараторила:
— Мама, я нашла тебе врача! Правда, он только приехал в Америку, поэтому своего кабинета у него ещё нет, но он— тот, кто тебе нужен! Он гипнотизёр и экстрасенс. Иди, не пожалеешь!
Мне было всё равно. Я пошла к экстрасенсу. Ко мне вышел коренастый, в белом халате “Карл Маркс”. Один глаз его резко косил к носу, поэтому понять, куда он смотрит, было невозможно.
— Сначала успокоимся, потом поговорим, — провозгласил экстрасенс и повёл меня в махонькую комнатку, где стоял стол, на который мне пришлось лечь, и разная радиоаппаратура. На голову мне одели наушники, глаза закрыли тряпкой.
Потушив свет, экстрасенс вышел, закрыв дверь, а у меня в ушах зазвучала музыка. Точнее, это была не музыка, а набор музыкальных звуков. Колокольный звон, редкими сильными ударами — БОМ! БОМ! Пронзительно-высокое женское сопрано мелодично завывало: А-А-А! Потом опять — БОМ!БОМ! А-А-А! В деревнях по покойнику плачут веселее.
Почему-то в голове понеслись картинки из “Бориса Годунова”, монашеские кельи, те самые “мальчики кровавые в глазах”, кладбище, пустынная осенняя дорога и по грязи ковыляющая телега, покрытая соломой, а на ней гроб!..
Когда зажёгся свет и меня сняли со стола, я будто вернулась с того света. Экстрасенс держал меня под руку, потому что я пошатывалась, завёл в другую, тоже тёмную, комнату. Сам сел за письменный стол, а меня усадил напротив. Жёлтый кружок настольной лампы чуть освещал его руки и кусочки лица, выглядывающие из копны волос, бороды и усов.
— Расскажите всё по порядку, — приказал экстрасенс.
Я начала свою печальную историю. К концу я вся изрыдалась. Экстрасенс слушал, не перебивая.
— Всё? — спросил он, когда я замолчала.
— Всё, — осипшим голосом прошептала я.
— Мерзавец! Ваш муж подлый, склизкий мерзавец. Скажите мне, он не увлекался книгами по психиатрии?
— Увлекался! — удивлённо согласилась я. — Откуда вы знаете?
— Типично! Если у человека болит спина, он читает о радикулите. Если вы мучаетесь головными болями, то покупаете книгу о мигренях. Если человек, тем более врач, чувствует, что у него не в порядке психика, он будет собирать книги по психиатрии. Нормальные люди специальную медицинскую литературу не читают. Он — гомосексуалист и душевнобольной человек, ваш бывший муж, и это знал! Я думаю, и близкие его знали. Знали, но молчали, думали, женитьба спасёт. Скорее всего, он и сам на это надеялся. Думал, вы его оторвёте от гомосексуализма, сделаете нормальным мужчиной. Когда он убедился, что ваших чар недостаточно, его всё равно тянет в патологию, он убежал. Всё очень логично.
— Спасибо. Теперь мне всё ясно, — с трудом выговорила я и куда-то провалилась.
Очнулась на кушетке. Было очень светло. В нос мне тыкали вонючую ватку.
— Ну, как вы? — испуганно склонился надо мной экстрасенс.
— Домой хочу, — прошептала я.
— Сейчас отвезу вас, только не волнуйтесь! Всё будет хорошо!
“Хватит, — решила я, вернувшись домой. — Эти исповеди дорого стоят! Больше ни к кому не пойду!” 
Настроение и так было отвратительным, а когда я открываю свой почтовый ящик и вынимаю из него конверт с деревцем на картинке, оно становится ещё хуже, хотя казалось бы, что хуже некуда! Я уже знаю, что это — очередное приглашение на кладбище:
 “Не усложняйте жизнь своих близких!
  Позаботьтесь о своих похоронах сами!
  Жизнь не вечна! Похороните себя по своему вкусу!” 
Эта американская предусмотрительность так действует мне на нервы, что, не распечатав письмо, я остервенело рву его на мелкие части и выбрасываю в мусорное ведро, но через пару месяцев получаю такое же приглашение снова.
В тот злополучный день два респектабельных элегантных молодых человека в темных костюмах и белых рубашечках с галстуками подловили меня прямо на улице.
— Простите, леди, подарите нам, пожалуйста, минуточку вашего внимания!
Интересно, по какому принципу они выбирали свою жертву? Может, потому, что накануне у меня страшно болела голова, я выглядела хуже всех прохожих? Не знаю. Однако подошли они именно ко мне.
По наивности я решила, что меня хотят спросить, как пройти куда-то, и остановилась. Это была ошибка. Симпатичные ребята продавали землю на кладбище. Я шарахнулась в сторону, но отвязаться от предприимчивых продавцов оказалось не так-то просто. Они с пылом описывали мне чудесный ландшафт, показывали красочные фотографии роскошных могил, пугали ростом цен на землю, предлагали всевозможные скидки и совершенно заморочили мне голову.
Казалось, что лечь в могилу прямо сейчас можно почти бесплатно, а днём позже обойдётся баснословно дороже!
— Ну, ладно, — устало отбивалась я, сочиняя на ходу, — а вдруг я куплю себе кусок земли здесь, а моя единственная дочь уедет жить куда-нибудь далеко, например, в Лос-Анджелес, и я поеду умирать к ней. Что мне делать с пустой могилой на другом конце Америки?
— Никаких проблем! — встрепенулись обаятельные могильщики. — Всё продаётся, да ещё и заработаете, поскольку земля с каждым днём дорожает!
Я себе представила эту картину. Помните, в России, у вокзала, вечно крутились какие-то безликие тётки и, глядя мимо вас, быстро вполголоса приговаривали:
— Тени, тени, девочки, кому тени?
Теперь такие же безликие тётки мотаются взад-вперёд по Брайтону и, по-воровски озираясь, пришепётывают:
— Лекарства, лекарства, кому русские лекарства?
А я буду жалко заглядывать в глаза каждому прохожему и скулить:
— Могила, могила, кому свеженькую могилу?
Можно будет дать объявление в газету:
“Не упустите свой шанс! В связи с переездом,
  срочно продаётся новая одногробная могила.
  Чистая, просторная, в тихом районе.
   Без посредников. Продаёт хозяйка.”
 Или:
“У вас угри, выпадают волосы, плохая кожа,
пигментные   пятна, отсутствие аппетита, запоры, кровь в моче? 
Звоните по указанному телефону!”
 А вот ещё вариант:
“Нуждаетесь в сказочном отдыхе от всего земного за сказочно низкую цену?
Исключительная возможность обрести вечный покой для одинокого, доброго, честного человека. Статус значения не имеет.”
 На худой конец:
“Меняю одногробную комфортабельную могилу в престижном и красивом районе Нью-Йорка на равноценную в Лос-Анджелесе. 
В шумном месте не предлагать.”
 Перспектива заниматься кладбищенским маклерством меня не прельщала, и вообще, я дико опаздывала, мы и так уже простояли на улице около часа, поэтому я взмолилась:
 — Ребята! Отпустите меня! Честное слово, я когда-нибудь к вам вернусь, а сейчас я очень тороплюсь, извините!
 — О’кей! — сжалились симпатяги-похоронщики, — Осталась только одна небольшая формальность, и вы свободны!
 — Какая? — Я была готова на всё, только бы вырваться.
 — Вам надо приехать к нам на кладбище и прилечь!
 — Что?! — не поверила своим ушам я.
 — Чего вы испугались? Мы же не собираемся вас закапывать. Глубина могилы стандартна. А прилечь вы должны на то место, где будете потом похоронены. Во-первых, оцените вид вокруг, расположение, узнаете где будет ваша голова, а где — ноги. Во-вторых, прикинем габариты. Цена могилы зависит от размеров тела заказчика. В это воскресенье к нам приедут все покупатели примеряться. Так сказать, день открытых могил!
 — Логично, — согласилась я, но от мысли, что придётся репетировать собственные похороны, по коже у меня пробежал мороз, и даже руки покрылись мурашками.
 Далее наш разговор стал напоминать шахматный блиц.
 — Ехать далеко, у меня нет машины!
 — Мы за вами приедем!
 — У меня радикулит, я на землю не лягу!
 — Мы вам что-нибудь подстелим!
 — А если дождь? Что же мне в лужу ложиться? — в сердцах вскричала я. — Пустите меня! Не поеду! Не лягу! Не хочу! — я без оглядки бегом припустила прочь и нырнула в первый же подвал метро.
 В тот вечер под впечатлением своего приключения я пошла излить душу соседке по дому, милой женщине, лет шестидесяти, с которой дружила уже много лет.
Соседка слушала меня, и глаза её наполнялись слезами, а под конец она просто расплакалась.
 — Что с вами? — встревожилась я. — Неужели мой рассказ так на вас подействовал? Ведь это просто смешно! Зачем плакать?
 — Я плачу, — всхлипнула соседка, — потому что меня эти могильщики уболтали. Они — меня, я — мужа, а потом мы подумали, зачем лежать в могиле среди чужих людей? Уговорили ещё несколько пар своих друзей. Поехали и купили землю на всю нашу весёлую компанию! Ещё шутили, что и после смерти будем вместе, не так тоскливо! А теперь и года не прошло, как у одного из наших друзей умерла жена, теперь у жены другого приятеля рак обнаружили! Так  и косит! Я уже ночами не сплю, всё думаю, чья теперь очередь? Будь она проклята та покупка! 
            И соседка зарыдала в голос.
 — Да что вы! — утешала её я. — Это всё предрассудки! Просто несчастное совпадение!
 — Конечно, предрассудки! — Горько вздохнула соседка. — А всё равно, страшно!
 Мы просидели вместе весь вечер, пили чай, разговаривали, пытались шутить, но ушла я домой с тяжёлым сердцем, и целую неделю настроение было тоскливо-похоронным.
 Потом мне позвонила приятельница.
 — Слушай, — сразу перешла к делу она. — Ты ещё себе место на кладбище не купила?
 — Нет! — отрезала я. — С ума вы все что ли сошли? Такое впечатление, будто весь мир умирать собрался!
 — Вот и я тоже беспокоюсь! — пожаловалась приятельница. — С одной стороны, дело к старости, а с другой — что-то в этом есть ненормальное. Меня друзья уговаривают всем вместе со скидкой землю на кладбище купить. Я и хотела спросить, как ты думаешь, это опасно?
— Во всяком случае, не больно! — отшутилась я, а потом чистосердечно призналась. — Откуда я знаю?